В 1748 году умер Ф. В. Полушкин, и Федору — компаньону и наследнику пришлось из Москвы вернуться в Ярославль: принимать под свой с братьями надзор заводское дело и торговлю. Но не лежала душа к этим заботам, и все чаще Федор поручал их брату Алексею. Сам же настойчиво искал «охотников» до иного — играния комедий. И круг таких любителей постепенно из людей разного чина и звания составился: кроме Дмитревского и Алексея Попова присоединились приказные из ярославской провинциальной канцелярии Иван Иконников, Яков Попов, писчик Семен Куклин, посадский из Тверицкой слободы Семен Скочков да двое из Малороссии переехавших людей — цирюльник Яков Шумский и Демьян Галик. Увлек Федор своей затеей и двух братьев — Григория и Гаврилу.
Собираться стали в полушкинском доме, благо просторен и гостеприимен. А для спектаклей присмотрел Федор расположенный рядом кожевенный амбар — большой кирпичный сарай, который последние годы по большей части пустовал и завален был всяким хламом.
Что к представлению выбрать — решать Федору. Он ватаге охочих комедиантов — голова, да еще и образован, начитан куда больше других. Были под рукой церковные драмы Димитрия Ростовского, особенно нравилась Волкову и остальным одна из них — «О покаянии грешного человека». Но эти пьесы отчасти были известны уже по спектаклям в театре при ярославской семинарии. Привлекали также сюжеты из рыцарских романов, старинных сказаний, приключений путешественников. Немало их успел перечитать Федор. Тогда широко ходили по рукам всякие занятные книги (в основном рукописные) — например, «Повесть о Фроле Скобееве», «История о российском матросе Василии», «История о Барбосе разбойнике». Зачитывались книгочеи и пришедшими с Запада сочинениями, в которых, по определению современника, «о амурах, то есть для любви женской и храбрых делах для оных учиненных, баснями описано». Действующими лицами здесь были короли и королевы, герцоги, сенаторы, монахи, разбойники. Инсценировку одного из таких романов — «Куриозной истории о храбром кавалере Евдоне и прекрасной принцессе Берфе» выбрали молодые ярославские лицедеи для постановки.
Волков к делу с первых шагов относился всерьез. И хотел, чтобы спектакль обличье имел, как в столичных театрах; потому распорядился шить сценические костюмы, делать механизмы и приспособления к декорациям. Нашлись и музыканты — из крепостного оркестра помещика Ивана Степановича Майкова, который жил неподалеку; с сыном его Василием, своим сверстником, Федор крепко сдружился. Договорились и об участии певчих — из архиерейского хора. Всех расшевелил, раззадорил, увлек напористый, речистый, сметливый глава новоявленной комедиантской команды. Чтобы дело быстрее сладилось, привлек к нему молодых работных людей со своих серно-купоросных заводов. Они помогали сооружать сцену, изготавливать по чертежам Волкова декорации и подвижные механизмы.
И вот настал день, когда горожане из близкого Волкову окружения были приглашены в полушкинскую усадьбу посмотреть некое лицедейство, крайне диковинное и до того времени в городе невиданное. Им показали спектакль «Евдон и Берфа». К общей радости спектакль имел успех и вызвал в обществе острое любопытство. Вслед за «Евдоном и Берфой» волковская труппа показала мистерию «О покаянии грешного человека». И снова — изумление и восторги зрителей, благодарных за удовольствие, гордых своим ярославским почином. Пошла по городу молва о диковинке. Начали комедиантов приглашать в разные дома. С наступлением холодов осенних — амбар не отапливался — спектакли показывали не только в полушкинском доме, но и у И. С. Майкова, у некоторых купцов и дворян. Благосклонно встретили театральные дивотворства ярославский воевода Михайло Бобрищев-Пушкин, товарищ воеводы подполковник Артамон Левашов и некоторые другие особы не последнего чина. Их поддержка оказалась весьма полезной, ибо не всем пришлись по нраву невесть каким произволением возникшие комедиантские забавы.
Некоторые горожане по давно сложившейся традиции считали театр «делом богопротивным, еретическим», отождествляя его с ерническими и порой бесстыдными скоморошьими игрищами. Испокон веку привычны были к иным развлечениям: хороводам, песням, кулачному — сам на сам или стенка на стенку — бою, медвежьей потехе. На святках компании ряженых — в харях (масках) и костюмах — с музыкой и шуточными песнями ходили по улицам, — правда, потом, в праздник крещения, многие из гуляк, чтобы очистить себя от такого греха, окачивались холодной водой, а иные купались в прорубях… С языческих же времен сохранился обычай на масленицу заниматься колядованием. Толпы фабричных с бубнами, погремушками, рожками, балалайками отправлялись по зажиточным домам с поздравительными куплетами, за что получали угощение.
А тут вдруг пошло в ход на новый лад удуманное ряженье, комедиальная потеха — не иначе бесовская!