Феечка для железного дракона (СИ)

Минуты тянулись медленно, сводя с ума. Мне чудилось, что мое сердце колотится так громко, что его только глухой не услышит.

Хруст веток — и снова тишина. Это Готрид? Или ночной хищник? Уже ближе… Шелестит сухая хвоя. Чье-то сбивчивое дыхание. Может, мое собственное? Вот опять все стихло. И это странное чувство, как будто на меня кто-то смотрит из темноты… Спокойно, Эйлин. Пусть подберется поближе.

К запаху хвои примешивается что-то еще, — терпкий, кисловатый аромат. Прикрываю глаза, принюхиваюсь осторожно. Глинтвейн! Он точно рядом. Наверняка пил, — с утра начал отмечать грядущую победу. И пусть я не вижу его, не слышу его шагов, я всей кожей ощущаю, что Готрид близко.

Все, хватит. Либо сейчас, либо никогда. Моей новой магии хватит, чтобы усыпить его, даже если он не стоит вплотную, — Свара ведь через стенку пробрало! Сжимаю флейту покрепче, подношу к губам… Колыбельная, ля бемоль мажор. Спокойной ночи, Готрид Янброк.

Последний такт сыгран, тусклый розоватый магический шлейф растворяется в ночном воздухе. И я уже готова сыграть световой этюд, чтобы вызвать искры поярче и отыскать спящее тело врага, но сильный удар наотмашь выбивает флейту из рук. Но как?! Почему не сработало?! Раскрываю рот, чтобы спеть, — как тогда, с Роном, — но на губы ложится сухая горячая ладонь.

— Ну, здравствуй, Эйлин!

Руки Готрида сдавливают меня тугим кольцом, словно удав. Вырывайся, не вырывайся — толку никакого. Я не вижу его, но знаю, что это он. От него пахнет гарью и вином, а этот низкий вкрадчивый голос… Я бы узнала его из сотни других, — голос опасности и злости.

Он нашел меня по мягкому свечению музыки… Вот же я дура! Надо было вспомнить что-то из боевой музыки! А я побоялась ошибиться, выбрала знакомую, заигранную до дыр колыбельную…

На мгновение из-за туч выглядывает луна, и серебристый луч выхватывает из полумрака осклабившуюся физиономию старого дракона. Хищно поблескивают его глаза, ноздри трепещут, будто учуяв свежую кровь.

— Ты же не думала, что я попадусь, как твоя тетушка? — дышит мне в лицо, заставляя содрогаться от отвращения.

И какой смысл задавать вопросы, если ты сам заткнул собеседнику рот? Нет, Готриду плевать, что я скажу. Он хочет исполнить сольную арию, и этот вопрос — лишь короткая увертюра. Вступление перед одой самому себе.

— Я затыкал уши, моя дорогая, — чуть не лопается от гордости. — Так что магия твоя усыпила разве что птиц и ежей. А знаешь, мне тебя даже жаль… Почти. Не на того ты поставила! У нас ведь могло бы получиться. Я хотел жениться на тебе после смерти Рона. Уж прости, сразу не сказал… Сюрприз готовил. А ты все испортила. Но я щедр, Эйлин! Нет, правда! Я готов дать тебе выбор. У тебя два варианта: поделишься магией сама… — его левая рука змеей сползает мне на грудь. — И умрешь быстро. Один удар в сердце — это даже почти приятно! Будешь сопротивляться… Я все равно возьму тебя, но убивать буду медленно. Сначала отрежу крылья, потом… Потом уж как пойдет. Ну? Что из двух ты выбираешь, Эйлин?

— Почему ты не сказал ей про третий вариант? — слышу откуда-то сбоку самый приятный баритон в мире.

Рондар! Музы, вы привели его?! Он ведь не заодно с Готридом? Не казнить меня прилетел?

— Рон? — оборачивается Готрид, вздрогнув, а меня от облегчения прошибает холодный пот.

Этот гад явно не в курсе, что племянник следовал за ним по пятам. Заткнуть уши от музыки — идея, конечно, отличная, только если за тобой нет погони. Видимо, пока он довольно ждал, когда я доиграю колыбельную, Рондар нашел его.

Не зажимай мне рот жесткая ладонь Готрида, я бы рассмеялась от радости. Рон не добить меня хочет, он пытается меня спасти! А это значит только одно: он все слышал. Каждое слово, пропитанное ядом. Каждую угрозу! И неважно, что мне пришлось рискнуть собой, и я чуть не расшиблась. Главное — любимый, наконец, знает правду!

— Не отвлекайся, дядя. Расскажи Эйлин про третий вариант, — продолжает Рондар, приближаясь к нам.

Свет луны бликует на острие его меча, словно он пропитан магией. Неужели я снова обниму Рона, почувствую вкус его нежных губ? Какой же он… Сумасшедше красивый с этим своим суровым взглядом! А как вены, будто лианы плюща, увивают его мускулистую руку… И какой дурак сказал, что воинственный нрав делает драконов дикарями?! Вот такого Рона я полюбила! Мощного, несокрушимого… Совершенного.

— Какой вариант? — напрягается Готрид. — Ты не расслышал, я просто хотел…

— Ты отпускаешь Эйлин, и я сохраняю тебе жизнь, — Рон холоден и внешне спокоен, но я чувствую, как вибрирует его голос. Ох, и не завидую я его дядюшке…

— Да… — блеет старый дракон. — Да, как скажешь! Я все объясню, только опусти меч. Я знаю, ты злишься, но…

Он бормочет что-то невразумительное, в одну секунду превратившись из матерого воина в дряхлое подобие мужчины. Лицо Рона искажается от брезгливости, — похоже, он разочарован не столько в самом факте предательства, сколько в трусости Готрида.

И зря. Зря Рондар ослабил бдительность…