Феерия для другого раза II (Норманс)

Лютри, кстати, в воздухе, должны по-дурацки радоваться! им придется курсировать над осевшим паром, над дымовыми кистями «Пассива», над потоками фосфора, вокруг дырки в Небе… они, верно, наблюдают такие светила!.. все разлетелось вместе с ними, вся их «обстановка»: кресла, чехлы, столики… все это крутилось, танцевало, вверху, все выше, выше, купол, телескоп… это были люди, которым есть что терять!.. мины, мелиниты, тридцать пять громов и молний!.. это были люди с глубокими привязанностями, слишком хорошо знающие всему цену, понимающие, что выкуп – это разрушение, хорошо все понимающие, чтобы не брать с собой слишком много!.. не такими они были людьми, чтобы уйти из дому совсем голыми, они, прежде чем позволили унести себя в облака, подумали о смене белья! об удобной одежде и посуде! «Всемогущий» творит, что хочет… Переворачивает Землю вверх ногами! дырявит Небо!.. осушает моря… но некоторые стойкие привычки Его преобладали!.. Например, Лютри… у одного нет глаза… у другого носа… ползадницы у дочки… я их вижу высоко, в облаках, восстанавливающих свое жизненное «пространство»… они даже приумножили его, небесное Пространство… на одну или две комнаты?… я знаю, они мечтали о гостиной… возможно, теперь она у них есть?… Сам Лютри любил поговорить, любил, чтобы его слушали, а теперь вверху, кто слушает его «лекции»?… его завтрашнюю речь!.. в его долгожданной гостиной?… дочь и жена очень гордятся… приделать нос одной, другой ползадницы хотя бы… они всегда были его верными слушателями…

Мне смешно! я воплощение тактичности! ах, мои грубые ошибки! мои дурацкие вопли…

– Земля перевернулась!

Я объявляю… я им объявляю! я успокаиваю их вот уже как минимум в сотый раз!.. Мадам Туазель меня больше не слушает! она смотрит вверх, на Жюля! Жюль! Жюль – Мельничный Стратег!.. упражняется в эквилибристике!

– Мадам, он проткнул Небо!

– Доктор, замолчите! замолчите!

Феномен – это я! но бррум! бррам! откуда вдруг бортовая качка, но она качается! консьержка шатается!.. поток воздуха уносит ее! и меня вместе с ней!.. нас бросает на стену! на кучу железных обломков!.. они летают из угла в угол!.. при каждом новом ударе! самолеты больше не бомбят! затишье! это воздушные потоки! а дом напротив? Боже, кирпичная лавина! водопад мелких осколков! дзынь! дзянъ! плюх!.. что-то новенькое!.. под нашей крышей!..

Пирам здесь, он не двигается, он застрял между распластанным телом… двумя телами… и стеной… креслом… я ползу… хватаю его… ощупываю… обнимаю его большую голову… его морду… крови нет… но как он сопит! как тяжко дышит! его Туанон не вылезает из-под стола… нет!.. нет же!.. нет!.. консьержка беспокоится только о Жюле!.. Пирам, это Туанон! Бывает же такая рабская привязанность… сердечное влечение!.. черт!.. страсти, мордасти!.. увлеченные!.. завлеченные!.. запутавшиеся!.. если бы только стрельба, «Пассив», а не вся артиллерия с холмов, Париж не обагрился бы кровью!.. не грохотало бы больше!.. Артиллерия – это хуже, чем самолеты! и эти под столом прекрасно знали! как сельди в бочке! их много… под столом! если бы они видели! неповоротливые! а снаружи так светло! там! точно!

– Посмотрите на Гонесс, дамы и господа! посмотрите на Монтрету! посмотрите на Монфлери!.. посмотрите на дырку в небе над Обревилем!.. они собираются перекрыть небо, дамы и господа!.. никто не пройдет!.. ни один бесомолет!

Я чичероне, и все это точно!.. я не преувеличиваю в подсчете снарядов! Виллакублей… Атис… Гарш!.. невозможные расходы на эти фейерверки! ракеты! и снова ракеты!.. вы видите! снова!.. они располосуют небо по частям! весь небосвод!.. не полнеба, а весь небосвод!.. ну?

У меня идея…

Что это вдруг, никаких бабахов!.. тишина!.. балкон больше не качается… не скрипит… не трещит… почти что… покой… паркет еще шевелится, топорщится… но не так неистово… буря закончилась… лишь легкое покачивание… умеренное… я снова хватаю Пирама… я должен послушать, как бьется его сердце… собачье сердце бьется быстрее, чем у человека… мне это интересно с точки зрения физиологии!.. не всегда бывает соответствующая обстановка!.. все сердца, которые находятся в пределах досягаемости, я выслушиваю… я прослушал тысячу кошачьих сердец… какая чувствительность!.. их пульс из-за какой-нибудь мелочи становится «бешеным»… каково? сердцебиение собаки зависит, прежде всего, от интонации хозяина, никаких усилий… собаки чувствительны… вот если бы послушать, как бьется сердце у слона… у крокодила… у мыши… мне не хватило на это времени!.. меня привлекает физиология живых существ… их патология навевает на меня грусть…

– Ах, развратник! пошляк!

Я слушаю… бабах! меня прервали!.. я собирался послушать сердце Дельфины… Дельфина на коленях у толстяка… я почти дополз…

– Доктор! доктор! если хотите! не двигайся, Андрэ!.. не двигайся!

Я хотел послушать сердце его тоже… толстяка! Именно его!

Опять загрохотало! все заново! а вроде бы закончилось… подумайте!.. ведь закончилось!.. а они опять начали!..