Феерия для другого раза II (Норманс)

– Но ему, должно быть, хочется пить! – отвечает она. – Ему там, наверху, нечего пить…

Какое беспокойство о его благополучии!

Тогда я ору:

– Ты хочешь пить, псих? Ты хочешь воды?

Существует предел досягаемости крика! Триста-четыреста метров!.. а он наверху, безногий калека, на мельничной крыше!

– Ее должны снести! – предвижу я. – С меня хватит! Черт возьми! Я так и вижу, что он сдох, там, наверху, в свистопляске языков пламени и рассыпающихся искр!.. зной! зной!.. ему вовсе не хочется пить! жулик! свинья! и как он вернется на свою тележку! на эту сцену! безногий акробат! он чудесно устроился! он художник, ему музы прислуживают! А вокруг натужно хрипят самолеты! и взрывы! сражаются целые эскадрильи! буравят! проносятся вихрем в потоках шрапнели, сбрасывают бомбы на крыши!.. отблески, рикошет осколков! в облаках! зеленые! желтые! это ли не рай для художника? Там я вижу Жюля! он бросает в пламя сумасшедшие бабки! у него жажда? ну и что? Блеск! Кто ему туда, наверх, попрет воды?… пожары вокруг… по крайней мере, на три сотни метров кусты залиты огнем зажигалок! и непрерывно летящие «кастрюли», которые шлепаются: буууух! все качается!.. отнести, что ли, Жюлю воды!.. мне кажется, это как-то неправильно… мне кажется, он наслаждается огненным представлением вокруг него! ну, мне так кажется! подобное можно увидеть не раньше, чем через тысячу лет! Я, когда-то побывавший на Ипподроме,*[32] в Зимнем цирке со своей бабушкой, я могу вам рассказать, где на самом деле устраивали настоящие феерии, там показывали, например, «Взятие Пекина»!*[33] Из-под купола опускали военный корабль, весь в синих полотнах, со всем экипажем, оснасткой, расцвеченный флагами! А иллюминация! не меньше тысячи лампочек! и все-таки это кажется чепухой по сравнению с тем, что происходит сейчас в Исси! Пюто, Гренель! из нашего окна отлично все видно, и тому, другому, тоже, с его башни! но тут вопрос пышности декораций, затрат на постановку, богатства шумовых эффектов и реквизита! а! ты там! гончар, честное слово! он мог бы провернуть эту мерзость, сидя на своей площадке!*[34] Он наслаждается!.. и через тысячу лет ему не увидеть такого великолепия!

Смотри, целый флот, не меньше ста тяжелых самолетов… бледные в лучах прожекторов… бледные как смерть… над Отей!.. лучи преследуют их… скрещиваются на крыльях самолетов… под крыльями – весь Отей!.. Весь Отей, затемненный, тусклый… улицы… церковь… можно даже разглядеть людей, притаившихся в подворотнях, все залито светом… если б кто-то там притаился! Но улицы до смешного пустынны!.. Вот черт! Но эта пустота тревожна… хорошо различимы витрины, газовые фонари… как если бы мы сами находились в Отей… чуть темнее на улице Ламарк!.. Пелена света, пляска теней, а потом, все-таки, танец вещей… ах, как это весело!.. вся мебель танцует танго, танцует под нами паркет… Истинно! Истинно, говорю вам! Я снова смотрю в окно! Я хочу увидеть, взлетит ли мельница и Жюль с нею… или они продолжат свой спор? Да, мадам! Он откатывается назад! Жюль! И снова катится вперед! Ударяется об ограждение! И бум! Его почти снесло с его подставки!.. снова падает! катается! перекатывается! Вся башня – его цирковая арена!

– Прыгай! – кричу я ему. – Прыгай! художник! прыгай на печь!

Мне хочется смеяться… и плакать.

Он бы прыгнул и, может, даже перелетел бы?… это же монстр, он способен на все!.. полоумный! но он не прыгает! ему не пробить ограждение!