Фея и Пилот

Они забираются в дальний угол. Загораживаются дымом. Потягивают через соломку прохладную жидкость.

— Я женился, Тэн.

— В твои то двадцать лет?

— Ты не представляешь, какая она прелесть.

Пилот рассказывает.

— Я рад за тебя!

Открытое лицо Тэна широко, счастливо улыбается, и Пилоту становится хорошо.

— А как поживаешь ты, Тэн?

— Работаю на заводе. Есть еда и жилье. Не на что жаловаться.

— Пишешь стихи?

— Не бросил.

— Прочитай что-нибудь. Как в детстве. Мы забирались в горы, и ты у костра всю ночь читал наизусть Уитмена, Маяковского, Брехта, Неруду, Макграта и Диего.

— Ты помнишь?

— Может быть, лучшее, что осталось от детства.

— Я прочту тебе самое свежее, — улыбнулся Тзн, — ты первый услышишь.

Тэн помолчал немного. Опустил голову. Начал.

— Миллионотелый город
Вцепился в землю — Нью-Йорк!
Я вижу тебя насквозь.
Ты — каменная каша
С вкраплениями живого — Нью-Йорк!
Ты мертв, но внутри тебя жизнь.
Труп, дышаший всеми страстями мира.
Покойник, болящий всеми проблемами мира.
Ты клокочешь изнутри, Нью-Йорк!
На твоих улицах ежеминутно
Насилуют девочек —
Унижают, оплевывают человечность.
Из твоего ООН через планету
Летят призывы о человечности.
Ты любишь себя:
Своих людей, их права.
Твои нищие зарываются в мусор.
Твои подопечные замыкаются на ящики
С экраном,
Уставшими глазами впитывают
Секс и кровь и деньги, деньги.
Все стремятся к счастью — деньги!
О, измордованный Нью-Йорк!
Город людей, живущих собой.
Город — вздыбленная, приправленная смогом,
Бетонная каша.
Все живое в тебе — распухшое мясо.
С людей твоих содрана кожа —
Вывернуто наружу ханжество, тупость, жадность.
Розоватые бесформенные существа в тебе
Любят, убивают, давятся,
Толкаются, бьют.
Все — ради счастья.
Счастья
Розоватого человечьего мяса.
Я тоже лишен кожи.
Вывернуто наружу сердце.
Оно — напротив, налилось кровью,
Плотоядно разевает на меня свою пасть.
С отвращением обрываю
Объединявшие нас сосуды.
Лишенный опоры, падаю навзничь.
Вместо неба вижу нечто громадное
Железно-гладкое
Над Нью-Йорком.
О, Нью-Йорк!

Пилот опустил голову. Помешивает соломкой в бокале.

— Я занялся политикой, — говорит Тэн, — выступаю почти каждый день. На заводах и на улицах.

— Ты коммунист?

— Нет, зеленый. Активист нашего заводского комитета. У нас сколотилась хорошая боевая группа. Приходится сталкиваться с боевиками всех мастей. Интересно и трудно. А сегодня у меня митинг в Гарлеме.

— Я пойду с тобой.

9

«Тэн изменился. Тэн — доброе, наивное, открытое всему миру существо, рождающее чистые стихи. А теперь — этот страшный абсурд. И ненависть… Непонятно…»

Пилота носит в человеческой массе вокруг эстрады. Тэн с эстрады декламирует в микрофон о мире, о бомбе, открыто, любяще смотрит в толпу, оцепленную полицией.

«Сейчас он говорит о другом… Он не вспоминает о мясе… Он паданет навзничь… Он не видит неба… Он теряется… Я не вижу его! Где он? Тэн!»

— Тэн!

Пилот рвется вперед, прорывает сцепленье полицейских рук. Десять шагов пустого пространства. Дальше — парни в блестящих черных комбинезонах. Там — месиво тел. Три комбинезона разбивают прутьями голову Тэна. Пилот летит, выдергивая из кармана пистолет, стреляет в упор, получает свою порцию прутьев…

10

Два дня нет Пилота. Фея ждет. Она не может больше ждать. Она становится Нью-Йорком. Она — дома, тротуары и воздух — грязный смог.

Пилот на тюремной больничной койке. Бредит:

— Штурман! Это ты, Дик? Молодчага! Следи за курсом. Мы не имеем права сбиваться. Второй пилот! Тэн! Ты жив? Тебе не разломали череп? Перевязка? Ничего. Крепче держи штурвал. Мы должны пробить это стальное над головой. Нас трое! Ты слышишь, Тэн? Не унывай.

— Пилот! Посмотри на меня! Пилот!

Фея ложится рядом. Обнимает Пилота.

— Не мешай нам! Мы можем погибнуть. Дик! Ты старший. Скажи что-нибудь. Ты прав — нет непробиваемой стали! Скорость! Тэн! Круче задирай. Вонзимся штопором. Еще немного.