Фея из Кореи (СИ)

   Он чувствовал кожей ее отсутствие. Было так, будто они были связаны множеством невидимых нитей, а потом эти нити разом порвались, с кровью. Он был человеком, который вышел на раскаленную железную крышу небоскреба в одном кроссовке, и тот был надет не на ту ногу.

   Мягкая кровать его номера, который он снял в самой лучшей гостинице города - дорогой, новой, комфортабельной и, как ни странно, элегантной, казалась ему мостовой, на которую он упал в изнеможении, после того как кричал ей вслед, чтобы она не бросала его. Но... если бы это она покинула его - он нашел бы силы продолжать преследовать и уговаривать. К несчастью, своим врагом был он сам. Он сам написал это дурацкое и нечестное письмо. Он сам решил, что должен ее покинуть - ради ее же безопасности, и до сих пор был уверен, что прав.

   Стены комнаты, не сравнимо более пышно обставленной, чем скромный домик на базе, казались ему ловушкой, и юноша вышел прогуляться по недлинной набережной, вид которой из окна привлек его маленькими, словно игрушечными ротондами - песочно-желтыми с белыми колоннами, таким наивным намеком на античность.

   Широко шагая и не думая о том, чтобы кого-то изображать, он перебирал по одному доводы, иногда сбиваясь на гнев, но снова возвращаясь к логике рассуждений.

   Эти мерзавцы заигрались в шпионов. Что бы им ни было нужно от него - как они посмели поднять руку на его Цыпленка! Главное, так подло!

   Вчера утром он заслужил, конечно, пару недовольных взглядов - не слов, Цыпленок жаловаться практически не умела, только обиженно выпячивать губки и спрашивала, как она могла оказаться на скамейке и ничего не помнить о том, что сама выбежала вместе с ним из задымленной комнаты. Глядя на ее беззащитное, наивное лицо, он понял, что это последняя капля. Надо было уезжать после того случая.

   Все эти странности могли бы привести к одному результату - если бы он не был так умен и талантлив и находчив, если бы ему так не везло, если бы рядом не было Лизы. Его запросто могли бы разоблачить. Дым-то знатный был. Как поступит здравомыслящий человек, если, пока он переодевается, в доме начинается пожар? Наспех накинет что-то и выбежит. А ему наспех нельзя - никак нельзя. Но, разумеется, спасая себя и свою девушку, он о макияже, нарядах и прочем не думал вовсе. И только вчерашний загул с влюбленными буками, после которого он завалился спать одетым и (самому не верится - такой это дурной тон) накрашенным, спас его от полного разоблачения.

   Но чего они ждали от него, когда Лиза странным образом стала тонуть? Напросилась же, смелая пташка, сама на неприятности, а им того только и надо было. Воспользовались ее добрым порывом, а потом... И вспоминать-то страшно! А тогда - единственной мыслью было успеть спасти. Она даже не поняла, наивная душа, что ее специально в море столкнули... Чего ждали? Да того же - чтобы он бросился ее вытаскивать и намок, и... если бы не Валентин, сразу почти накрывший его какой-то тряпкой...

   Надо же было Цыпленку так не повезти - с ним столкнуться! Знал бы - никогда не разрешил ей поселиться в своей комнате. Нашли бы для нее место - да третьей подселили бы к Жизель и ее подружке-гусыне! Конечно, он тогда думал о своем удобстве и был слишком самоуверен. А наивная Лиза теперь страдает. По его вине. По его "милости".

   И ведь, если подумать, выходка с фотографиями, если бы не подпись, на спех прилепленная Лапиковым, тоже могла преследовать ту же цель - разоблачить его перед большим количеством народа. И снотворное... он было решил, что они его хотели похитить и заставить подписать отказ от наследства или от претензий на руководящие должности в корпорации. А они, вероятно, задумали что-то другое.

   А это значило, что клоуны действительно знали содержание распоряжения дедушки... Но он никогда не думал, что они могут зайти так далеко.

   Мысли у него путались, а его путеводной звезды рядом не было. В присутствии Лизы ему было несравнимо легче. Даже не над кем пошутить! Некому рассказать очередную сказочку. Приобнять, пользуясь наивностью, - ничего больше, разумеется, он себе не позволял, хотя и воображал иногда, как растворяется тонкая стенка между комнатой и ванной, как раз тогда, когда Цыпленок плескается под душем. Но от такой реконструкции помещения он первый пострадал бы... Еще больше ему не хватало ее доверчивых глаз, удивленных и бесхитростных. Он чувствовал, что корейская соседка нравится Лизе, надеялся, что она видит в нем хорошего знакомого, а может даже, друга. "Подругу", - ехидно поправлял он сам себя. "Конечно, мы подруги, - улыбалась Лиза в его воображении. - Подруги и нечто большее".