Фея Карабина

– Да пошли вы к черту с вашим семейством! Есть сто разных способов кормить семью, и первый из них – вообще не кормить! У Руссо это отлично получалось. А уж он был по крайней мере такой же ненормальный, как вы!

Устремившись по этому пути, наша беседа могла затянуться надолго. Но Королева Забо сумела придать ей в полном смысле профессиональную концовку.

– Завтра, в среду, вы пойдете к архитектору, добьетесь от него продления срока публикации его книги по архитектуре, в противном случае вы уволены. Кстати, я уже предупредила о вашем приходе: ровно в четыре часа дня.

Потом вдруг, как бы кокетливо, потрепав меня детской ручкой по небритой щеке:

– А впрочем, все будет в порядке, вы не раз выручали нас и из более сложных положений.

***

Итак, я возвращаюсь домой, мысленно смакуя варианты гильотинирования, и дверь открывает Клара. С первого взгляда на свою любимую сестричку я понимаю, что в воздухе пахнет драмой.

Прежде чем она успевает открыть рот, я с самой ободрительной интонацией спрашиваю:

– Милая? У нас что-то не в порядке?

– Только что звонил дядя Стожил.

– Ну и?

– Он в полиции, его отправляют в тюрьму.

– За что?

– Он сказал, ничего страшного, просто полиция обнаружила его склад оружия, которое он прятал с конца войны рядом с домом, в Монружских катакомбах.

(Что?)

– Он сказал, только не надо беспокоиться, он скажет, когда получше устроится в тюремной камере.

«Устроится в тюремной камере…» – в этой фразе весь Стожилкович! В преддверии тюрьмы в нем проснулся монах! И сверх того, насколько я его знаю, он должен быть счастлив. (Вот так устроен мир: Стожила и Хадуша сажают, а Королева Забо ходит на свободе!)

– Что это за история про оружейный склад в катакомбах?

Клара не успевает ответить, Жереми уже тянет меня за рукав:

– Бен, это еще не все.

Очень мне не нравится выражение его лица – и вдобавок оно мне отлично знакомо. Эдакое самодовольство, не предвещающее ничего хорошего.

– Ну что еще случилось?

– У нас для тебя сюрприз.

С этой семейкой я в высшей степени опасаюсь всего, напоминающего сюрпризы. Поэтому я сначала обозреваю квартиру. Дедушки и дети предъявляют мне однотипные, ничего не выражающие морды типа «с Новым годом, с новым счастьем». Вдруг меня вроде бы осеняет догадка; в доме непривычный покой, какая-то посткатастрофическая тишина.

– Где Верден?

– Не бойся, она спит, – говорит Рагу.

Так как по его тону толком ничего не поймешь, я настаиваю:

– Вы что, ей водки плеснули?

– Нет, – говорит Жереми, – сюрприз не в этом. Я смотрю на Джулиуса. Башка набекрень, язык висит: он абсолютно непроницаем.

– Как бы то ни было, Джулиуса вы не купали. Вот это был бы настоящий сюрприз!

(Неужто правда Стожила упрячут в тюрьму?)

– Мой сюрприз гораздо лучше! – говорит, уже слегка надуваясь, Жереми (и коварно добавляет): – Но если не хочешь, верну эту штуку туда, откуда взял!

Ладно, сдаюсь.

– Валяй, Жереми, выкладывай свой сюрприз. – Все-таки надо знать, что еще свалится мне на голову.

Лицо Жереми расцветает:

– Сюрприз наверху, у тебя в комнате – тепленький, хорошенький, я б на твоем месте тут же побежал смотреть!

***

Это Джулия! Это Джулия! Это моя Коррансон! И это у меня в кровати! С ногой в гипсе, с капельницей в вене, с синяками на лице – и все-таки это Джулия! Живая! Моя, моя Джулия – три тысячи чертей! Она спит. Улыбается. Справа от нее стоит Лауна, а перед койкой стоит Жереми и с театральным жестом объявляет:

– Тетя Джулия.

Я склоняюсь над кроватью, как над колыбелью, я задаю все вопросы сразу:

– Что с ней такое? Где вы ее нашли? У нее что-нибудь серьезное? Кто ее так? Правда, она похудела? Что это у нее за пятна на лице? А что с ногой? Вообще, почему она здесь? Почему она не в больнице?

– Вот именно, – говорит Жереми.

Затем следует слегка подозрительная пауза.

– Что «вот именно», что «вот именно», черт побери!

– Вот именно что в больнице она уже была, только там ее плохо лечили.

– Что? В какой больнице?

– Святого Людовика, она была в больнице Святого Людовика, но ее там совсем не лечили, – повторяет Жереми, взглядом призывая Лауну на помощь.

Молчание. На фоне которого я в конце концов полумертвым голосом говорю:

– А что это она не просыпается, когда рядом разговаривают?

Тогда Лауна наконец приходит Жереми на помощь:

– Она находится под действием наркотиков и проснется не скоро; когда ее доставили в больницу, она уже была накачана наркотиками, а потом ее продолжали колоть, чтобы смягчить шок при пробуждении.

– В результате, если б ее там оставили, она б вообще не проснулась, – кричит Жереми. – Так даже Марти вчера говорил.

На этот раз я так на него глянул, что он по-быстрому стал объяснять дальше:

– Ну помнишь, ругались там вчера два врача – Марти и другой, Бертольд, когда еще мы с тобой шли смотреть, как умирает Верден, ну помнишь, Бен? Еще Марти орал: «Если вы и дальше будете вводить ей наркотики, вы ее угробите», ну так я на обратном пути заглянул в ту палату, куда показывал Марти, и вижу: в кровати лежит тетя Джулия, Бен, представляешь!

В доказательство он демонстрирует мне мою собственную Джулию в моей собственной кровати.