Фея Карабина

Вдова Долгорукая вспоминала «божественного Стожилковича». Она его иначе и не называла: «Божественный Стожилкович». И при этом про себя улыбалась. Этот человек и его автобус заполнили ее одиночество вихрем впечатлений. (Да, она любила подобные выражения: «вихрь впечатлений». С немножко раскатистым «р».) «Божественный Стожилкович» развозил старых дам на автобусе. Суббота была днем покупок, когда она и ее подруги, под руководством Стожилковича, несравненного знатока «лавчонок ваших юных дней», запасались продуктами на неделю. По воскресеньям случались загулы, и «божественный Стожилкович» бросал к их ногам весь Париж. По мановению его руки вставал тот город, что звенел когда-то под их девичьими каблучками. Неделей раньше на улице Лапп они танцевали фокстрот, чарльстон и другие, еще более томные танцы. Головы танцоров чертили лабиринты в недвижном табачном дыму.

Сегодня на Монтрейском блошином рынке «божественный Стожилкович» сумел выторговать для вдовы Долгорукой маленький веер – такие когда-то были модны в Киеве. Его дьяконский бас прочел отповедь молодому хозяину лавки.

– Ты выбрал гнусное занятие, сын мой. Антиквары – грабители души. Этот веер – частица памяти мадам Долгорукой, русской по происхождению. Если ты еще не тот каналья, каким, по-моему, собираешься стать, сделай ей приличную скидку.

Да, прекрасный был день у вдовы Долгорукой. И пусть четвертая часть ее пенсии, полученной тем же утром, улетучилась со взмахом веера… Завтра будет воскресенье и новая прогулка… А потом, как и всегда по воскресным вечерам, «божественный Стожилкович» спустит свою стайку пожилых дам в глубины катакомб, и там, среди могильного праха, они, смеясь, займутся тем, что он называет «активным сопротивлением Вечности» (но об этих маленьких проказах они поклялись не говорить никому, и вдова Долгорукая скорее умрет, чем выдаст секрет).

Покончив с катакомбами, они отправятся на чай к Малоссенам. Если прогулки происходили в кругу «девочек», то чаепитие было поводом для встречи с «мальчиками». Мать семейства, пребывавшая на девятом месяце беременности, вся лучилась от счастья. Ее дочь Клара разливала чай и время от времени фотографировала. И у матери, и у дочери лица были иконописные. В глубине бывшей мелочной лавки, превращенной в квартиру, предсказывала судьбу другая дочка, очень худенькая девушка. Мальчик в розовых очках рассказывал сказки. Покой этого дома действовал на вдову умиротворяюще.

Внезапно вдова Долгорукая вспомнила про свою соседку по лестничной клетке, бабушку Хо. Бабушка Хо была вьетнамка. Она была так хрупка и, видимо, так одинока. Да, решено, в следующую субботу вдова Долгорукая пригласит бабушку Хо с собой в автобус. Ничего страшного, девочки потеснятся.

Вот о чем думала вдова Долгорукая, идя по улице Туртиль к себе домой под взглядом молодого полицейского в кожаной куртке. Единственным испытанием за день была лестница. Подъезд темный (отключено электричество), загроможденный на каждой площадке домашним скарбом и помойными ведрами. Шесть этажей! Еще за двадцать метров до парадной вдова Долгорукая делала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду. Лампочка последнего фонаря не горела (видимо, проделки малыша Нурдина). Она возвращалась к себе. В свой мрак. Полицейский не пошел за ней в подъезд. Он только что осмотрел все лестничные площадки. Здесь жили две старушки: бабушка Хо, которую вчера показывали по телевизору, и вдова Долгорукая. Полицейский был невидимым ангелом-хранителем двух этих женщин. Вдова Долгорукая только что благополучно добралась до дома. Полицейский сделал пол-оборота кругом. Он не хотел выпускать Бельвиль из виду.

Едва вдова Долгорукая вошла в подъезд, как тут же почувствовала опасность. В подъезде кто-то был. Кто-то прятался за шахтой лифта лестницы Б. Всего в метре слева от нее. Она ощутила тепло чужого тела. Напряжение чужих нервов. Она тихонько открыла сумочку. Ее рука скользнула внутрь, пальцы сомкнулись на рукоятке из орешника. Револьвер был коротким, надежным оружием, специально задуманным для этого вида ближнего боя. «Плама-27». Вдова передвинула сумку с правого бедра на живот. Теперь револьвер был направлен в сторону опасности. Она как можно тише взвела курок и ощутила, как барабан провернулся у нее в ладони. Она замерла. Потом повернулась лицом к темному провалу лестничной клетки и спросила:

– Кто здесь?

Ответа не последовало. Сейчас он выпрыгнет. Она выстрелит только в самый последний момент, когда увидит бритву, выстрелит сквозь сумку, не вынимая револьвера.

– Так кто здесь?

Сердце билось часто, но это от возбуждения. Внешне она боязливо прижимала к себе сумочку.

– Я сегодня получила пенсию, – сказала она, – деньги здесь, в сумочке.

Молчание.

– Вместе с киевским веером и ключами от квартиры.

Тень по-прежнему не шевелилась.

– Шестой этаж направо, – уточнила вдова. Ответа не было.

– Хорошо, – сказала она, – придется звать на помощь. На улице полиция.

Наконец тень вышла.

– Да чего вы, мадам Долго, у меня ж тут засада!

Этот голос она узнала сразу же. И бросила револьвер, как будто он обжег ей пальцы.