Фея Хлебных Крошек

– Оставим, оставим поскорее эту шутку, не подобающую ни вашему возрасту, ни моему, – сказал я, – такая набожная и здравомыслящая женщина, как вы, может заговорить об этом смеху ради, но в серьезном разговоре подобным шуткам не место. Теперь, когда мир уже заключен, вы сможете, уплатив двадцать луидоров[84] из моих сбережений, без всякого труда добраться до Гринока, который находится не на краю света, а, если я не ошибаюсь, в шести или семи лье к западу от Глазго, в графстве Ренфру. Как видите, матушка, если вам этого хочется и если вы полагаете, что в Гриноке вам будет лучше, чем в Гранвиле, я с радостью избавлю вас от необходимости прибегать к великодушию моряков.

– И ты хочешь, Мишель, чтобы я приняла эти деньги от тебя – от тебя, чье состояние, возможно, погибло без возврата, хотя ты об этом и не подозреваешь?

– Судьба моего состояния мне неизвестна, – отвечал я, – но богатство труженика заключается в его руках и мужестве; обучение мое окончено, умение трудиться испытано, я крепок телом и тверд духом. Следственно, в будущем я могу лишиться только того, чего Провидению будет угодно меня лишить, и заранее готов подчиниться его воле, ибо оно лучше нас знает наше предназначение.

– Я благодарна тебе за твое великодушие, – возразила Фея Хлебных Крошек, – но ты ведь понимаешь, что оно немало смущает мое целомудрие и мою щепетильность. Добро бы еще ты оставил мне надежду однажды соединить мое скромное состояние с твоим и сделаться твоей счастливой женушкой!

– Ну-ну, Фея Хлебных Крошек, об этом можете не беспокоиться, – возразил я в свой черед, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. – По правде говоря, я нынче еще вовсе не готов к такому ответственному шагу, как вступление в брак, но всему в жизни приходит свой срок; если будет на то воля Божия, мы еще свидимся, и если к тому времени я уже достигну возраста, подходящего для принятия столь серьезных решений, то, глядишь, и приму его. По крайней мере я могу вас заверить, что до сих пор никому не давал обещания, которое помешало бы мне так поступить!

– Я счастлива это слышать, дорогой Мишель, но меня смущает еще одна вещь. Мне случалось иногда делиться с тобою познаниями и помогать тебе советами; ты и сегодня еще не настолько вырос, чтобы обходиться без них. Если ты снабдишь меня деньгами для возвращения в Гринок, не будет ли тебе чего-нибудь недоставать после моего отъезда?

– Только одного, Фея Хлебных Крошек, – уверенности, что вы счастливы.

Сказав это, я ласково пожал ее маленькую ручку, которая тотчас дрогнула, и, взглянув ей в глаза, увидел, что в них вспыхнул такой огонь, какого мне еще не доводилось видеть ни в одних женских глазах.

Неужели эта бедная старая женщина в самом деле любит меня, спрашивал я себя, расставшись с нею.

Глава седьмая, о том, как дядюшка Мишеля отправился в плавание, а сам Мишель сделался плотником

Дядюшка каждое воскресенье исправно выдавал мне в награду за школьные успехи двенадцать франков, а поскольку тратил я их только на подаяния беднякам, у меня в самом деле скопилось двадцать луидоров. Однако я был не вполне уверен, что в шестнадцать лет имею право распорядиться столь значительной суммой, и если я так сразу пообещал эти деньги Фее Хлебных Крошек, то лишь потому, что знал: дядюшка Андре ни в чем мне не отказывает и уж конечно не запретит употребить никому не нужные деньги на столь благое дело.

Войдя вечером к нему в комнату, я смутился, заметив его серьезный и задумчивый вид. Я решил, что время для моего признания теперь неподходящее, и тихонько попятился к двери, но тут он окликнул меня.

– Мишель, – сказал дядюшка, усадив меня напротив себя и взяв меня за руку, – дорогой мой Мишель, назначенный мною срок истек, а мы до сих пор не имеем известий о Робе-ре. Итак, сынок, мне придется двинуться в путь, дабы исполнить долг доброго компаньона, любящего брата и порядочного человека и разыскать твоего отца; я найду его непременно, а если не найду – да избавит нас Господь от такого горя, – то постараюсь спасти хотя бы остатки того состояния, которое он завещал тебе. Как ты знаешь, это решение я принял уже давно и так тщательно подготовился к его исполнению, что заставить меня отступить от намеченного могло бы только неожиданное возвращение Робера. Песок в верхней половинке песочных часов подходит к концу, и точно так же подходит к концу моя жизнь. Мне не следовало терять время, но я хотел как можно дольше не видеть слезы на твоих щеках – они жгут мое сердце. Ты уже достаточно взрослый, чтобы избавить твоего старого дядюшку от этого испытания. Вытри слезы, малыш, и обними меня с твердостью, какая подобает великодушному юноше. Я еду завтра.

Тут я разрыдался и, не в силах встать и броситься в объятия дядюшки Андре, уткнул голову ему в колени.