Фея-Крёстная желает замуж

Стук, нет, грохот, заставляет меня разлепить налитые свинцом веки и с трудом, но всё-таки сесть. Во рту горько, перед глазами всё плывёт. Дым постепенно рассевается, и проступают очертания Злобинды — растрёпанной и белой от страха.

— Что это? — говорю я. На язык будто наложили камней. Еле ворочается.

— Это? — она слабо поводит рукой, указывая на редеющее дымное полотно. Потом касается зеленоватых клубов пальцем. Причмокивая, пробует на вкус. — Полагаю — сон-газ. Точнее, уверена. У меня кандидатская по вредным испарениям.

Чем меньше газа, тем легче дышать и свежее ум, словно ты постепенно просыпаешься, умываешься, делаешь зарядку, и после недавней утренней расслабленности приходит бодрость.

— Звучит, как нечто запрещённое, — говорю.

Злобинда кивает:

— Так и есть. Сон-газ использует в двух целях…

Грохот возобновляется, и я, наконец, соображаю, что колотят в дверь.

Не дослушав Злобинду, шатаясь как пьяная, иду открывать.

На пороге Хмурус — бледный, злой. Хватает меня за плечи, да так грубо, что потом даже магией синяки долго удалять придётся. Он буквально впечатывает меня в стену, не обращая внимания на возмущённые возгласы Злобинды.

Его глаза впиваются в мои, сверлят, вытаскивают душу через коридоры зрачков. Это больно и неприятно, я почти теряю сознание.

И, наверное, соскользнула бы на пол, не держи он.

Экзекуция закачивается довольно быстро.

Хмурус отпускает меня небрежно и резко. Злобинда успевает подставить мне плечо, а то бы грохнулась совсем не по-фейски.

— Да что же ты творишь, окаянный! — она грозит Хмурусу кулаком. — Сначала — сон-газ. Теперь… что ты сделал? В мозг к ней вломился? Это и со смертными-то нельзя! А она — фея.

Почувствовав, что меня жалеют, утыкаюсь в плечо новоиспечённой подруги и плачу.

— Цыц! — Хмурус топает ногой. — Скудахтались! С мыслей сбиваете.

Он широкими шагами проходит к кушетке, опускается на неё так, что та жалобно вздыхает и предсмертно хрипит.

— Айсель и вы, госпожа Ши-Ворот, прошу подойдите и присядьте.

Строго кидает он нам, мы, как студентки-первокурсницы, послушно семеним, понурив головы, садимся напротив, взволнованные и испуганные. Злобинда берёт мою ладонь, тихонько сжимает. Подбадривает: мол, я здесь, не волнуйся, в обиду не дам.

Хмурус смыкает пальцы домиком на уровне рта и, глядя мимо нас, произносит загробным тоном:

— Всё намного хуже, чем я ожидал. Гораздо хуже.

В комнате от этих слов холодает, будто к нам на огонёк заглянула сама Снежная Королева.

— Он ведь перестал слышать сказки?

Я не сразу понимаю, о чём речь. Но потом доходит — Христиан, сказочник!

— Да, и, кажется, перестал видеть волшебных существ. К нему в окно стучала лунная фея.

— Вот я и говорю, что всё плохо, — глухо произносит Хмурус и, вздохнув, добавляет: — Простите, Айсель, что использовал на вас сон-газ. По-моему, я испортил вам какой-то милый девичий ритуал.

Почти извиняется — удивительно!

А Хмурус продолжает:

— Но у меня не было выбора. Сон-газ помогает установить связи между различными магическими существами и получить скрытую информацию. Поэтому мне и пришлось воспользоваться вами, Айсель, чтобы рассмотреть день, когда Христиан оглох.

Он печально вздыхает.

— Я не в обиде, — заверяю его. — Ведь так надо для дела?

Хмурус кивает и создаёт три-дэ-версию карты Сказочной страны.

— Смотрите, — говорит он.

Мы с Злобиндой встаём, подходим поближе, смотрим: деревни и целые области исчезают прямо на глазах. Словно невидимое чудовище пожирает их.

Тут мне становится страшно по-настоящему. Кажется, вот так и я начну понемногу исчезать, пока не превращусь в золотистые искры.

— Сказки умирают… — констатирует Злобинда. Меня бросает в озноб.

— Как умирают? — спрашиваю.

— Люди забывают их, — говорит Хмурус. — Слишком давно, с того момента, как последний сказочник оглох, в нашем мире не рождались новые сказки. А старые износились настолько, что превратились в труху. Люди выкидывают их за ненадобностью и забывают…

Интересоваться, что будет, если забудут последнюю, не стоит, и так понятно — мы все умрём.

— И что же нам делать? — бормочу я и обречённо падаю в кресло.

— Выход только один, — говорит Хмурус, — как можно скорее найти сказочника. Иначе нас ожидает кое-что похуже нашествия крыс…

Однако сказать «найти сказочника», гораздо проще, чем сделать.

— Как же мы его найдём? — говорит Злобинда и разводит руками: мол, нет же нигде.

— У Христиана и Лизет, — вспоминаю я своё видение, — должен был родиться ребёнок. Значит, теоретически где-то остались потомки.

— Увы, только теоретически, — отзывается Хмурус. — Потому что если бы тот ребёнок существовал, вы, Айсель, помнили бы об этом. Феи — уникальные хранилища памяти. Они помнят всех сказочников. Даже сами того не зная.

Обласкал, так обласкал! Словно мы — машины какие-то.

— Вот как, — рассуждаю вслух, подхватив его мысль. — Стало быть, я помнила, не помня.

— Да, — кивает Хмурус, — таково свойство фей. Потому-то я и применил к вам сон-газ, чтобы усыпить физическое, но пробудить глубинную память.