Фея Лоан (СИ)

- Обойдется, Сем.

- Угу. Такое не прощают. Я бы не простил. Из памяти вычеркнул.

- Чего же ты такое натворил, что в крайности кидаешься?

- Неважно. Но то, что говорю - факт. У Петьки подробности спроси, если очень любопытно.

- У него сейчас и собственное имя не узнать. Вырубился, пушкой не разбудишь. Вон как она, балласт.

- Может нашатырь Фее дать?

- Какой нашатырь, Семен? Сам же ее организм знаешь, чего после будет предсказать невозможно. Лучше не рисковать.

- Ну, да. От глотка водки трое суток спала.

- Вот.

- И чего прикажешь, смотреть на нее и к дыханию прислушиваться?

- Ты штуку-то эту принес?

- Когда?!… И причем тут наркота?

- Может это лекарство?

- Угу. Хорошее такое. От жизни. Раз принял, и лет через пять сам в порошок превратился.

Илья вздохнул, соглашаясь, потер затылок в раздумьях: может пора сказать Семе, что к чему? И промолчал, не рискнув.

Фея очнулась, когда в доме все затихло, мужчины разошлись на отдых.

Девушка открыла глаза и уставилась на Семена, а тот дичась и боясь пошевелиться смотрел на нее. В груди было холодно от предчувствия беды, и казалось, сейчас девушка плюнет ему в лицо, как минимум.

Прости, - только и смог повинится мысленно. Руку протянул и сжал одело в кулак, не смея прикоснутся к Фее, лбом в край кровати уткнулся, чтобы горечь в его глазах не увидела.

- Хакано, - всхлипнула она, и накрыла руку мужчины своей ладошкой. Семен взгляд вскинул и понял, что у него просят сочувствия и понимания.

Всего лишь. За все, что он сделал.

Ни слова в упрек, ни нотки укора, ни тени осуждения во взгляде. Словно и не было ничего.

- Хакано?… Да… - каркнул хрипло, нахмурился, пытаясь выразить скорбь по поводу убитого, хотя меньше всего ему о каком-то животном думалось.

Девушка приподнялась, его за шею обняла, прижалась доверчиво, и Семен вовсе растерялся: это за что ему счастье такое? В голову все заповеди пришли, которые и оптом и в розницу нарушал - не за это ли наградили? Хмыкнул растерянно. Фею легонько обнял, по волосам гладить начал боясь, что вот-вот оттолкнет и кончится то самое счастье, о тайне которого он размышляет. Но девушка хоть бы отодвинулась.

- Люба ты моя… Простишь ли дурака? - прошептал не веря, что такое возможно. - Жизнь она цинична, в ней чистоте да чудесам давно места нет. Откуда же ты взялась? Диковинка ты моя… Я…Я сейчас, - усадил на постель. - Настойку тебе подогрею и ужин принесу. Покушать тебе надо. Подожди, хорошо?

И бегом на кухню.

Девушка кушала и рассказывала о Хакано. Семен кивал, слушал внимательно, но ни слова не понимал, да и плевать ему было на все, чтоона говорит, главное что говорит. Ему.

Он упивался ее голосом, гладил по волосам и любовался каждой черточкой лица, каждым изгибом фигурки, каждым жестом и взмахом ресниц. И все понять не мог: неужели она не сердится? Ни чуть не обижена на него? Может, не поняла, что он сделал? Да и, правда, откуда такой как она отвратность чужых мыслей и действий понять?

И хоть отлегло немного от души, а страх сильнее стал: а вот завтра сообразит Фея и что? И мысль гаденькая закралась - взять ее сегодня, а завтра уже куда денется? Волей - неволей простит.

Фея кашу доела, настойку выпила и решила для себя - Виктора завтра за Хакано не пощадит. Возьмет у него все силы, хоть что ей Семен после говори, хоть как наказывай.

На том и успокоилась.

Семен посуду убрал и к девушке, руки дрожат - не оттолкнула бы.

Нет. И хоть по-прежнему смущалась и дичилась, но так же и послушной была, податливой, и лицо от Семена уже не прятала. От рук и ласк его уже не бегала, и видно было, нравится ей все больше как нежит ее мужчина, даже ответила, погладила неумело грудь и плечи. Но только Семен на лоно ладонь положил, ножки сжала и опять испуганно замерла. Пришлось ему еще одну ночь, сгорая от желания, потратить лишь на ласки и сильнее приручить Фею.

Ну, не пугать же ее. Хватит уж, наломал дров.

Глава 29

Утром Семен ушел на охоту. Успел сейкап припрятанный достать, дичь пострелять, и вернуться пока Фея спала. Летел на заимку, боясь не успеть и столкнуться при своей добыче с девушкой. Вот крику опять будет!

За ограду въехал, Прохорыча пыхтящего трубкой на завалинке, спросил:

- Спит?

- Ага. Заспалась чей-то девка. Двенадцатый часок уже, а она носа из комнаты не кажет. Видать знатно ты ее ночку веселил, - хмыкнул. Семен улыбнулся в ответ, лыжи скинул.

- Женюсь я отец.

Старик насупился обдумывая и кивнул:

- Дело молодое. Токмо слыхал я сегодня от Петьки байку заковыристую, что глаза у твоей Феи-то, не человечьи.

- Это и я слышал. Вчера. В том же исполнении.

- Вона как… Набрехал знать? И Ванька тоже? - зыркнул на мужчину.

Семен насторожился:

- Не понял.

- Так спроси. Он сроду не брехлив, однако Петьку внимательно слушал и апосля мне молвил: и мне, Прохорыч, когда Фея-то целоваться полезла, показалось что зрачки у нее вертикальные стали, страшные.

- Глюк.

- Н-да? Хорошо б так.

- Ты на что намекаешь, Прохорыч, - присел с ним рядом заинтригованный Колмогорцев.

- Ты не в обиду только? - качнулся к нему старик, трубкой пыхнув.

- Без обид отец. Говори.