Фея придёт под новый год

Лев ступал бесшумно, спрятав когти, но они всё равно никуда не делись, как и острые зубы.

— Возьму ведро, — быстро сказала я, потому что перепугалась в этот момент больше, чем когда столкнулась с Десиндом в коридоре. — Вы правы, надо поскорее убрать…

Но хозяин дома не пожелал прекращать этот разговор.

— У вас манеры знатной дамы, — сказал он, наблюдая, как я бегаю по кухне, наливая воду и доставая тряпки, — а готовите вы как заправская кухарка. Причем, прекрасно разбираетесь в ценах и знаете, какие продукты дешевы. Этому обучают в монастыре?

Я сразу оставила суету. Он что-то подозревал, и я должна была объясниться. Но не про убийство… нет. Миэль, ты размякла настолько, что чуть не выдала свою тайну. Каким бы ни был твой хозяин, держать в доме, при детях, убийцу и королевскую преступницу он не станет. И в этом случае, когда не хочешь открывать правду, лучше не лгать.

— Нет, в монастыре этому не обучали, — сказала я то, что произошло на самом деле. — Мне повезло — у меня было прекрасное детство. Папа состоял на королевской службе, получал хорошее жалование. Мы жили на центральной улице, в огромном доме — почти таком же, как ваш, и меня обучали лучшие учителя, потому что в нашем доме считалось, что образование — это самое богатое приданое. Но потом папа заболел и умер, и всё сразу изменилось. Я была старшая, братья — совсем малыши. Мне и маме пришлось очень быстро учиться, как выживать, когда денег очень мало. Тогда мы и научились готовить вкусно и дёшево, и экономить каждый медячок. Но у нас никогда не было плошек с вонючим жиром. Только свечи. И, как видите, они меня не испортили. Не превратили в развратницу или эгоистку.

«И в убийцу, Миэль, тебя превратили вовсе не они», — добавила я мысленно, но вслух этого, разумеется, не сказала.

Десинд слушал очень внимательно, и когда я замолчала, спросил:

— Значит, последние годы вы жили очень скромно?

Что-то в его тоне мне не понравилось. Не верит? Сомневается?..

— Нет, господин, — чинно ответила я, снова говоря правду, но не всю. — В последние два года я ни в чем не нуждалась.

— Ну да, — соизволил вспомнить он, — вы же жили в монастыре. Там хорошо заботятся… о юных красавицах, попавших в затруднительное положение. Наверное, были счастливы попасть туда из своего бедного дома?

Он меня в чем-то упрекает? В том, что я была счастлива оставить родной, но такой бедный дом, и очутиться при королевском дворе, чтобы есть и пить на серебре и золоте? Да что он знает о королевском золоте и о плате за него?!.

— Мне кажется, или вы краснеете, Элизабет? — голос Десинда и правда напоминал мурлыканье.

Только не домашнего котика, а кое-кого побольше и пострашнее. Если он сказал, что его дом — моё убежище, то зачем расспрашивает? Как будто… как будто хочет убедиться, что я — та самая хитрющая ведьма, которой представляет меня Ванесса, и то самое распущенное существо, каким называет госпожа Бонита.

Я сделала глубокий вдох, призывая сея к спокойствию. Не горячись, Миэль. Он ничего не знает. И не надо ему ничего знать. Сейчас ты скажешь ему правду… Не всю, но только правду. Чтобы не сфальшивить, чтобы он, наконец, прекратил играть с тобой, как кот с мышкой.

— Вы не правы, — произнесла я негромко, но чётко, — я не была счастлива. Потому что никакие богатства не заменят любви.

— А вы искали любви? И что же? Не нашли её?

Как же он заинтересовался! Даже глаза вспыхнули.

— Не нашла, — ответила я и даже смогла вернуть ему усмешку. — Мои мама и братья очень далеко от меня, друзей нет. А такой любви, что предлагал мне ваш сын — благодарю покорно! — не требуется.

Десинд помрачнел — наверное, вспомнил происшествие с Эйбелом.

— Ладно, я извинился за него, — сказал он, встряхнув головой. — Если Эйбелу хватит ума — он тоже извинится. Когда немного остынет.

«Не хватит, — мысленно сказала я. — Ваш сынок уже высказался по этому поводу».

— Тогда забудем об этом и оставим расспросы, — я плеснула в ведро воды и пошла в коридор, и Десинду ничего не оставалось, как пойти следом за мной, держа светильник.

Первым делом я подняла камзол, держа его за ворот. Жир впитался в ткань, и кое-где были хорошие подпалины.

— Плохо дело, — сказала я, сворачивая камзол, откладывая его в сторону и начиная орудовать тряпкой, протирая пол. — Теперь ваш камзол так пропахнет рыбьим жиром, что от вас будут шарахаться даже матросы.

— Выбросьте его, — ответил господин Десинд, — только и забот.

— Какое расточительство, — упрекнула я его.

Он хмыкнул, помолчал, а потом сказал:

— Зачем вам это, Элизабет? Я предлагал вам помощь, предлагаю снова. Возьмите жалование — и уезжайте.

— Мне казалось, вы разрешили мне остаться, — ответила я, с преувеличенным усердием оттирая пол.

— Зачем вам служить в моем доме? — продолжал допытываться он. — Вы выяснили, что ваш хозяин — вовсе не благородный лев, а беспородный кот. Вас это не смущает? Вы по-прежнему хотите остаться здесь прислугой?

Я ничего не смогла поделать с собой и покраснела — потому что он нечаянно угадал, как я сравнивала его со львом. И ещё потому, что он приписал мне низость мыслей, чего и в помине не было.