А ведь у них — самые высокие заработки на заводе. Если приплюсовать сюда те шабашки, что рабочие делают и деньги за которые кладут только в собственный карман… Где они еще смогут получать столько же? Сима слышала, что за двадцать тысяч зарплаты, например, на нефтеперегонном заводе его работникам приходится трудиться так, что дым из ушей валит…
— Какая у вас цель, ребятишки? — озвучил ее мысли главный инженер. — Просто раздолбать, чтобы не работал, или кое-что продать?
— Кое-что продать, — нехотя проинформировал Якушев.
— И на сколько вы хотели навариться?
— Может, штуку баксов, — пожал плечами Петренко.
— Главное, — насмешливо продолжал инженер, — сразу двух зайцев убиваете: и деньги за минуту хлопот, и возвращение былой анархии?
— Анархия! — Теперь Якушев ловко завернул болты, ранее им открученные, и отошел от станка. — Что ты понимаешь! Раньше мы ходили на работу, как на праздник, а ты появился, и опять как в зоне!
Он нарочно обращался к Гвоздеву на ты, чтобы разозлить. Наверное, уже решил, что придется увольняться, и хотел сделать это, что называется, с музыкой.
— Тебе, конечно, виднее, — согласился тот, не дрогнув ни одной жилкой. Сима невольно наблюдала за ним.
— После праздника на работу можно не выходить? — обреченно спросил Петренко.
— Это Вадиму Николаевичу решать. А вообще сейчас дежурство Серафимы Евгеньевны, меня здесь быть не должно.
Не успела Серафима облегченно выдохнуть, как услышала шепот Петренко — тот произносил слова, не шевеля губами:
— Притворяются! Не верь, Жека!
И она вдруг увидела всю сцену другими глазами, не конфетно-благодушную, а напряженную и даже опасную. И то, как главный инженер вроде невзначай опирается на небольшой ломик, который прихватил тут же, возле станка, и то, как Якушев сразу напрягся и как бы незаметно подвинулся к главному.
— Иван! — предупреждающе шепнула она.
— Вижу, — так же, как недавно Петренко, сказал он, не разжимая губ.
Господи, неужели из-за тысячи долларов они могут устроить здесь драку или что похуже? Вон как недвусмысленно Якушев сунул руку в карман.
Сима ничего не понимала. Она всегда считала, что настоящие профессионалы в своем деле не могут быть преступниками. Что ими становятся те, что не находят себе нормального дела. Любимого дела. Преступниками становятся от нечего делать. Ведь надо куда-то девать свою внутреннюю энергию. Если ты не имеешь возможности созидать, начинаешь разрушать.
Но те, которые стояли перед ней, были именно работниками. Они неплохо зарабатывали. По крайней мере по сравнению с другими рабочими. Якушев, например, в прошлом году купил себе иномарку, деньги на которую, как он сам хвастал, заработал всего за полгода. Что их толкнуло на такую мелочь, как кража? Они ведь не могли не понимать, что после этого их поступка станок наверняка не может работать…
Может, прав главный и в этом все дело? После того как стал работать станок, завод уже мог обходиться без их работы. То есть не было необходимости делать вручную то, что станок изготавливал по программе с помощью операторов. Тех самых мальчишек, пэтэушников, как называли их старые рабочие.
И тут она сделала то, что не ожидали от нее не только мужчины, но и она сама. Серафима подскочила к Петренко и отвесила ему пощечину. Потом другую.
— Скотина! — закричала Сима. — Скотина!
Других слов у нее не было. И наверное, ударила бы еще, но тут главный инженер схватил ее за руку:
— Серафима Евгеньевна, что вы делаете?! — И крикнул рабочим: — Уходите живо! Чтобы я вас больше здесь не видел!
Сима увидела, как рабочие метнулись мимо нее и зачем-то побежали, и как наконец Иван Матвеевич выпустил из руки лом, и он со звоном упал на каменные плиты цеха.
— Серафима Евгеньевна, вам плохо? — тревожно спросил он, когда Сима обмякла в его руках.
— Послушайте, это же страшно, — проговорила она тоскливо.
— Что страшно — воры?
— Нет, страшно, кто ворует. Они же рабочие, пролетариат. Сознательные… должны быть.
Главный инженер негромко фыркнул.
— Бедная наивная девочка, — он даже погладил ее по голове, — а я-то думал, сухая, равнодушная, чистый технарь без особых изысков души…
— Вон какой вы меня представляли! — обиделась Сима. — Чем же это я вам так насолила, что в оценке и снисхождения не заслуживала?
Гвоздев явственно смутился:
— А что я мог еще подумать, когда увидел, что на заводе происходит?.. Вообще я сразу посчитал, что это вы во всем виноваты.
— Еще не видя меня?!
— Вот именно, не видя вас. Вадим-то был весь на виду. Купил себе завод. Он немного заигрался, как мальчишка, но вы-то! Раз его не одергивали, значит, либо равнодушны, либо имеете от этого какую-то корысть.
— Корысть? — изумилась Сима. — Какая здесь может быть корысть?
— Мало ли… Закрывали глаза на сверхкрупные шабашки. Имели с них свой процент… Только меня попрошу не бить!
Он заметил, как построжело ее лицо, поджались губы и в глазах зажглись недобрые огни. Но, заметив его нарочитый испуг, Сима вздохнула и отвела взгляд в сторону.
— Может, вы не только ко мне так строги, а к женщинам вообще? — сказала она.
— Наверное, вы правы, — усмехнулся он.
— Чем же это мы вас так достали?