Фея Семи Лесов

Пролог

Филиппу Антуану де Ла Тремуйль де Тальмону было тридцать лет, когда он под Рождество 1768 года прибыл во Флоренцию. Выпал легкий мокрый снег. Окна во флорентийских дворцах казались заплаканными, и оттого фантастическими выглядели в них огни праздничной иллюминации.

Молодой человек, пока еще с Флоренцией не знакомый, принадлежал к цвету французской аристократии, к тем немногочисленным избранным, которые могут даже на своих собратьев по благородному происхождению смотреть свысока и всерьез считают, что король – всего лишь первый среди равных, несмотря на то, что после эпохи Людовика XIV эта феодальная формула была основательно забыта. Положение в обществе, титулы, многочисленные замки в Нормандии и Бретани, текстильные мануфактуры в Лионе, фарфоровые заводы в Севре, леса и угодья, дававшие неисчислимые прибыли, не сделали молодого человека счастливым. Он обладал, казалось бы, всем и не имел того, за что отдал бы все свои богатства.

Его отца, старого принца Жоффруа де Тальмона, чрезвычайно тревожило настроение сына. Поэтому-то и было задумано это путешествие по солнечной Италии, целью которого было возвратить молодому человеку вкус к жизни и отвлечь от мыслей о прошлом.

А прошлое было богато событиями, достойными любого романа, – трагическая любовь, разлука, попытка самоубийства, вольнодумство и… два года, проведенных в Бастилии.

Филипп не всегда был таким утонченным, разочарованным и рафинированным. Отданный в 1748 году в военную академию на Марсовом поле в Париже, он вышел оттуда спустя шесть лет и ничем не отличался от подобных ему молодых военных. Получив уже при выпуске чин лейтенанта королевской лейб-гвардии, он не особенно утруждал себя военной службой. Повышение происходило само собой. В восемнадцать лет Филипп был уже капитаном, в двадцать два года – полковником. Служба его не занимала. Находились иные, более интересные способы времяпрепровождения…

Шестилетний плен в академии закончился тем, что юный лейтенант бросился в кутежи и разврат. День был отдан Версалю, куда его незамедлительно ввел отец, галантным разговорам, нежным флиртам с девицами и любви с дамами постарше и поопытнее. Ночь отдавалась кабакам, актрисам, сомнительным друзьям и вину. Потом наступал рассвет и утро, когда можно было отоспаться. В полдень молодой капитан вновь появлялся в Версале… Круг замыкался. В этом кругу не было места настоящим увлечениям или любви. Мало-помалу в великосветских салонах стали говорить, что сердце этого элегантного белокурого военного – настоящий камень. Ни одна из самых изящных аристократок не смогла увлечь его достаточно сильно. Молва приписывала ему в любовницы фавориток пожилого Людовика XV – мадам де Куаслен, мадам де Бонваль и даже великолепную маркизу де Помпадур, но все это было мимолетно и не затрагивало глубоко жизни молодого офицера. Всегда насмешливый, всегда любезный и галантный – таким его считали в Версале. Ночные попойки в счет не шли, ибо редко можно было встретить молодого аристократа, не причастного к ним.

Уже будучи полковником лейб-гвардии, Филипп стал виновником скандала, разразившегося в Париже и вызвавшего ярость короля. Однажды ночью этот аристократ вместе с друзьями, разгоряченными крепкими напитками, заинтересовался конной статуей славного короля Генриха IV. Пришла мысль подковать его лошадь… В предместье Сент-Антуан был разыскан и кузнец. В конце концов подвыпившая компания, несмотря на свои титулы и должности, была арестована специальным отрядом начальника полиции Беррье.

Наутро об этом узнал Людовик XV. Ему, чрезвычайно щепетильному во всем, что касалось его рода, очень не понравилось подобное обращение с изваянием его знаменитого предка. Участники дебоша были брошены в Бастилию. Только через месяц – и то по настоятельной просьбе мадам де Помпадур – Филипп был выпущен на свободу. Обозленный, он перестал бывать в свете. Старый принц был даже доволен этим. Воспользовавшись затишьем, он принялся подыскивать сыну невесту…

А Филипп… Он нашел ее сам. Но не в великосветских гостиных, не в семействах знаменитых герцогов или графов, на худой конец, даже не в семье какого-нибудь банкира-буржуа, породниться с которым было унизительно, но возможно. Прелестную Лоретту он обнаружил в швейной мастерской своего отца, куда зашел совершенно случайно.

Его возлюбленная, ради которой были забыты и Версаль, и друзья, оказалась, увы, простой белошвейкой. Ее имя не украшалось столь милой сердцу дворянина частицей «де». Она была просто Лоретта Роше и не имела никакого приданого, если не считать жалкого жалованья, которое получала из кармана старшего де Тальмона.

Могла ли судьба посмеяться над Филиппом сильнее?