Фея

Любая философия, идея, политика, любое художество, оцениваемое в миллиард долларов, всякое золото, хранимое в сейфах с алмазами, не стоят того святого часа, когда два понимающих существа так искренне и нежно… чутко любят… Когда даже и представить невозможно весь мир… без Феи.

Все связано лишь с ней. Она – центр моей Вселенной… Она – моя реликвия… мое блаженство, божество…

Темдеряков становился все ужаснее.

Он перестал пить, но сделался от этого еще более безумным и озлобленным…

Долгими ночами он бродил под нашими окнами как одинокий и неприкаянный зверь… Он как дьявол, выходящий без числа… Впивающийся черными глазами…

В мир, где раздвигает тени мгла и зажигает смысл предсмертными словами.

Впрочем, он не зажигал смысл, а уничтожал его всей свой жизнью… Он как тот упрямый старик, которому ужасно надоело и наскучило жить, пытался уйти из этого мира любым безболезненным образом… Я опять пришел к нему…

И увидел его кривую и все отталкивающую от себя усмешку.

– Ну, проходи, – сказал он мне таким отрешенным голосом, словно он уже был где-то там, на небесах.

Еще более скверный бардак застыл в его вещах, разбросанных по квартире. Постоянно летающая моль и полчища бегающих тараканов еще резче и фатальнее подчеркивали в Темдерякове отсутствие всяко смысла.

– Ну что, горло прошло?! – спросил он меня как-то глухо и безучастно.

В уме я даже представил себе невидимый пут его голоса, от губ до потолка, где в углу, в пыльной паутине он обрывался, не находя себе никакого подходящего простора.

– Ну, что ты как шпион все ходишь и высматриваешь?! – он неожиданно обезумел и схватил меня за ворот рубашки, и потянул на себя.

– Что ты так смотришь на меня, – как-то странно и совсем по сумасшедшему засмеялся он, – ты думаешь, я не знаю, куда от меня подевалась Танька?! Куда она спряталась?! Не! Я знаю! – Темдеряков поднял вверх свой указательный палец, словно искал подтверждения собственным словам.

Потом он снова о чем-то задумался и замолчал, и так и остался стоять со своим указательным пальцем.

Боже, лучше бы он пил и ни о чем не думал!

Может, тогда все случилось бы иначе! Впрочем, у нашего бытия нет никакого плана, никакого спасительного средства…

Это мы все еще пытаемся его в какие-то абсолютно бессмысленные формулы, и все расставить вроде как по своим местам, хотя ни у одного человека нет на этой грешной земле своего светлого и самого вечного места.

Если только могила, но и она ничего не открывает нашему взору, кроме праха и червей, кроме крестов и надгробных плит, и все так же таинственно молчащего над нами неба со всем своим светом и тьмою.

Я вышел от Темдерякова, как из преисподней.

Все во мне гудело, кипело, кишело и волновалось…

Это было предчувствие, предчувствие чего-то ужасного и невообразимого… С этого дня я весь был сам не свой…

Я не знал, что мне делать, и еще сильнее тревожился за свою Фею. Словно какие-то невидимые узы связывали и окутывали Фею с Темдеряковым.

Это было, но было против всякого смысла…

Он то ли притворялся, прикидывался таким безумным, то ли был на самом деле.

Возможно в душе он смеялся надо мной, показывая свои страшные зубы… Возможно, он чувствовал мой страх и выслеживал мои тайные мысли…

Возможно, он знал, что на мне горит шапка и что Фея у меня… Или даже только предполагал, но уже одно это вело его дальше на пути к намеченной цели.

Еще я знал, что мне не надо было сюда приходить, но я все равно шел, словно кто-то невидимый вел меня за руку, как мой собственный мифологический Аррава, так жертва вдруг торопится на казнь, желая прекратить свое мученье…

Так всякий смысл торопится украсть… в душе как каплю наслажденья… Так в мимолетных виденьях светится тихая грусть… Мы пытаемся вызвать свою бесконечность…

Фея не просто открыла мне дверь, – она открыла меня.

Все мои страхи и скверное предчувствие куда-то испарились…

И на их месте возникло одно блаженное ощущение покоя и трепетной, выходящей из всего ее облика светлой радости.

О, как часто я мечтал вырваться из темной толпы, подобной в пожирании скоту, из серой обыденности, подобной тяжести переживаемой болезни, в эту светящуюся и возвышающуюся над всеми остальными людьми женщину…

женщину, сказку, женщину – мать, друга и сестру, женщину хрупкую и нежную, страстную и тайно манящую Волшебницу, Фею, мою прелестную Царицу.

В иные минуты отчаянья в человеке просыпается ангел…

Она была пронзительна, как свет, но свет, приятно ранящий глаза… Любящие дети не от беса…

В комнате пустой боролись с ложью…

Говорят, трава зимой под снегом спит, – Фея прежде жила в Царстве Сна… Что-то произойдет, я знаю, но не могу больше думать… Фея непорочна в своей непостижимости.

Как глубокая тихая бездна поглощает Фея меня…

И спасает от страха безвольного, от одинокой волнующей глупости, от печального мрака безверия…

Все в себе растворяет она, так проходит Вечность за минуту, так часы обманывают нас…

День незаметно умирает, и возникает новая ночь…

Всегда ли прах земной впадает в грех и мысли вычисляют мертвеца?!