Урод все говорил и говорил, а Ильяс крутил в пальцах бокал, старательно думая о том, что в хорошей мексиканской мелодраме злобный гад просто обязан раздавить бокал и забрызгать скатерть своей черной кровью. Апогей пошлости. Еще хуже, чем мордобой с матом.
- Оставьте в покое девушку, сударь. - Ильяс аккуратно поставил бокал на стол и глянул на урода в упор, остро жалея, что взгляд - не винтовка. - Девушка всего лишь модель. А вы, сударь, извольте пойти на базар, купить там селедку и ей потрошить мозги своей благотворительностью. Надеюсь, вы больше не обеспокоите нас своим обществом.
Обернулся к Лиле, растянул губы в улыбке. Встал, подал ей руку.
Лиля смотрела в стол. Поднялась легко, руки не касаясь. Подошла к нему, обходя урода, еле слышно шепнула:
- Извините, пожалуйста.
Встала рядом, не поднимая глаз.
- Илья...
- Идем домой.
Бросил на стол несколько купюр, взял Лилю за руку и повел прочь.
Пока шли до стоянки, Ильяс молчал. Да и потом молчал: открывая ей дверцу, проверяя, хорошо ли она пристегнулась, и даже когда они попали в пробку, промолчал. Хмуро смотрел на дорогу. И свернул потом не к дому, а к Старому Арбату, остановил машину и резко сказал:
- Ты собиралась играть.
Лиля пожала плечами. Отстегнула ремень, вышла и побежала к антикварному - вроде опоздать не должна, хорошо. А что Ильяс мрачен - бывает, испортили настроение, в такие моменты лучше всего побыть одному. Да и ей видеть его не хотелось. Там, в ресторанчике, в какой-то момент показалось, что несчастного работодателя сейчас отправят до двери ударом в челюсть. И за что? Ну, подошел не вовремя, бывает. Разве это повод? Так неприятно тогда стало - до кислой гнусности в горле.
Прибежала-то она вовремя, Сенька еще только расчехлял гитару, а Тыква задумчиво стучал по барабану в одному ему понятном ритме. Кольцо, естественно, тут же заметили, но сразу расспрашивать не стали, сразу - надо работать. Вот потом, после работы...
- Отыграем, зайдем в "Шоколадку"! - объявила Настасья.
Сенька в знак согласия извлек из гитары немыслимый аккорд и хитро посмотрел на Лилю.
В Шоколадку пошли, отыграв два часа и заработав на полноценный ужин. Без шампанского, зато с густым горячим шоколадом и ведром сливок сверху. Тыква и Сенька за шоколадом бурчали о своем, мужском. Только на минутку прервались, спросили у Лили - ты это не замуж? Точно нет? Убедившись, что точно, успокоились, утащили салфетку, изобразили кривой нотный стан и опять зашушукались. Настасья потребовала снять кольцо, рассмотрела со всех сторон, даже шпинель на просвет, вернула и вздохнула:
- Значит, не замуж?
Лиля сморщила нос и помотала головой. Нацепила на вилку креветку и лист рукколы.
- Он не зовет или ты дуришь? - спросила Настасья, прицеливаясь вилкой в помидор.
Лиля задумчиво разжевала креветку. Махнула вилкой.
- Он не зовет, но я дурю. Сама же знаешь...
- Как у вас все сложно-то, Лилия Батьковна. Кольцо дарит, замуж не зовет, а Лильбатьковна сегодня как мешком по голове...
- А он сегодня почти Потрошитель, - хмыкнула Лиля. В двух словах описала сцену с незадачливым филантропом. - Не хочу Потрошителя, ага? Да и вообще не хочу.
Настасья тяжело вздохнула, подцепила-таки помидор и отправила в рот. Вдумчиво прожевав, заключила:
- Дура. Такой мужик... и чего тебе не хватает?
- А не знаю. - Лиля потерла нос. - Не мой мужик. Вот не мой и все. Ну и вообще, одно дело - жить вместе, а замуж - это как-то слишком. Да и вместе - ненадолго это, сама понимаешь. Где мы, а где они.
Настасья фыркнула. Уж она никогда не страдала недостатком любви к себе и была твердо уверена, что она - лучший подарок любому Онассису. Что интересно, мужики соглашались, бегали за ней толпами, а Настасья их посылала лесом - недостойны. Лиля даже завидовала, хотелось бы ей такие же розовые очки.
- Скромность паче гордыни, Лильбатьковна. - Настасья пожала плечами и изловила последний помидор. - В субботу-то придешь, жертва потрошителя?
- А куда я денусь?
- Вот и хорошо, - улыбнулась она, и напоследок выпустила парфянскую стрелу: - А тебе, о последовательница великого гуру Шри Бывывсенаху, не мешало бы задуматься, с чего твой тонкий и ранимый художник вдруг заделался потрошителем. Может, он и прав. Эти благотворители те еще благоговорители.
После Шоколадницы Лиля серьезно задумалась - а не поехать ли домой. Не к Ильясу, к себе. Во-первых, проще добраться, во-вторых - кто его знает, успокоился он уже или нет? Уже почти решилась, но передумала в последний момент. Все-таки некрасиво так, без предупреждения, а у нее и телефона нет, забыла забрать. А не позвонить - волноваться будет.
Поехала в Рублево, на такси ушли остатки заработка.
В квартире Ильяса не было. В спальне было темно, в столовой горел свет и работал ноутбук, а Тигр распластался на пузе у миски, обняв ее передними лапами, и вяло лизал сметану. От соседей слышался "Крематорий", совсем тихо, и Лиля невольно подпела "Мусорному ветру":