— Потому что отсюда у вас два выхода. Выход первый: вы в скорейшем времени возглавляете отряд сорвиголов, который отправляется в тыл врага на стыке германской и австрийской армий. Ваша задача — захват документов, уничтожение офицеров и генералов, подрывы складов с боеприпасами и продовольствием, угон лошадей, подрыв мостов и железнодорожных путей. В общем, дело, как видите, вам знакомое. С той стороны фронта вы сами себе голова, с этой — отчитываетесь только передо мной.
Второй же вариант: памятуя о ваших прежних многочисленных побегах и злодеяниях, принимая во внимание нынешний факт использования офицерской формы…
— Да чего перечислять-то? — Котовский хлопнул ладонью по столу и широко улыбнулся. — Согласен я.
— Честно говоря, не сомневался и рад, что не ошибся. — Чарновский протянул руку бывшему налетчику. — Надеюсь, сработаемся. Полные инструкции получите чуть позднее. А сейчас отдыхайте. Чувствуйте себя как дома.
Точно радуясь «часу потехи», на стене дробно зазвонил телефон.
— Сотник, развлеките гостя, — кинул Чарновский, подходя к дребезжащему произведению компании «Белл», и поднял трубку. — У аппарата. Что? Это серьезно? Да. Когда? Понятно. Спасибо.
Трубка вернулась на рычаг, и ротмистр повернулся к гостям, глядя на них обеспокоенным взглядом.
— Что-то случилось? — поспешил уточнить самозваный подпоручик, втайне опасающийся, что любое неожиданное известие может лишить его дело столь удачного исхода.
— Ерунда какая-то, — сжимая пальцы, промолвил Чарновский. — Звонил брат Виргилий. Распутин устроил в царских хоромах парад идиотизма с гиканьем и иллюминацией.
— Шо сгорело? — напрягаясь, поинтересовался Холост.
— Ты угадал, сгорел дровяной сарай у храма Феодора Стратилата. Но это ерунда. Хуже другое. Как говорится, есть две новости. Одна черт его знает какая, вторая — отвратительная.
— Давай уж с первой, — махнул рукой атаманец.
— Императрица завтра намерена отправиться в Соловецкий монастырь и провести там в молитвах, посте и покаянии кругом-бегом около двух месяцев.
— Ну че, хорошая новость. Без нее царь, может, на человека похож станет.
— Какой там станет? — Чарновский подошел к столу, открыл шкатулку красного дерева, инкрустированную мамонтовой костью, и достал оттуда кубинскую сигару. — Император завтра намерен отправиться в гости к дяде.
— К Николай Николаевичу, что ли? — уточнил Сотник. — К твоему папашке названому?
— К нему, будь он неладен! Пся крев! Еще столько всего сделать надо! Ему бы хоть недельку повременить. В общем, так. Григорий Иванович, располагайтесь! С этого часа бессарабский налетчик Котовский остается только в легендах, а на историческую сцену выходит штабс-капитан Котов. В отличие от той бумажки, которую вы постеснялись мне предъявить на вокзале, вы получите самые настоящие документы на это имя и звание. А теперь, простите, я спешу. — Чарновский взял под козырек и быстрым шагом направился к выходу. — Выезд завтра.
Едва успел он спуститься с лестницы, как вынужден был остановиться.
— Мишель! — раздалось с тем непередаваемым милым акцентом, с каким говорила лишь одна женщина в Петрограде, да, пожалуй, и во всей России. На площадке лестницы стояла Лаис, закутанная в теплую пуховую шаль и оттого трогательно похожая на продрогшего котенка. — Опять уезжаешь?
— Да, милая, я очень спешу! — Чарновский словно ненароком бросил взгляд на крупный диск наручных часов на широком кожаном ремне.
— Тебя почти целый день нет. Ты либо сидишь, зарывшись в какие-то бумаги, либо и вовсе убегаешь из дому. Я больше не интересую тебя?
— Господи, нашла время! — нахмурился ротмистр, понимая, что выяснения отношений не избежать. — Ну что ты, дорогая! Придет же в твою умную головку такая глупость?
— Ты раньше был нежен со мной, мы разговаривали. А теперь, когда ты привез меня сюда, я вижу тебя меньше, чем в прежние дни. Мне в этом огромном доме холодно, пусто и неуютно.
— Прости, но что поделаешь? Сейчас такое время. Идет война, а я все же офицер.
— Еще неделю назад тебе это не мешало, — с горьким упреком произнесла Лаис. — Мне страшно. Все так перемешалось. Жандармы, контрразведка. Сейчас ты привел в дом этого, с головой как колено, а он смотрит, как хищник. Я его боюсь. От него исходит тот же свирепый дух, что и от голодного льва.
«Это верно», — невольно усмехнулся ротмистр, но вслух заметил:
— Ничего не бойся, ты под надежной охраной. И этот человек — на нашей стороне.
Он поднялся к возлюбленной и крепко обнял ее, надеясь, что это снимет все накопившиеся вопросы. Однако не тут-то было. Лаис молчала чуть больше минуты, затем вновь заговорила:
— Любимый, ты обещал поговорить с полковником Луневым…
— Прости, еще не поговорил.
— Вы разве не виделись?
— Виделись. Но, честное слово, нам было совсем не до того. Если бы ты знала, сейчас такое разворачивается…
— Я не знаю, — строго проговорила беглая жрица, — но одно мне известно точно: мой брат сидит в тюрьме.