Фехтовальщица

– Хм, Пчелка… Что ж, работай, Пчелка. Посмотрим, сколь меда нам принесешь, – кивнул Мишо и отпил из чашки. – Работать будешь честно, получишь деньги и харчи, станешь лениться – выгоним, а стянешь чего – в Шатле определим. Поняла?

– Поняла.

Несмотря на странный осмотр на профпригодность, который устроил ей Клеман, Женька была настроена серьезно и хотела верить, что на этот раз сумеет обойтись без клинка в своей запутанной истории и сделает ее финал мирным.

Мишо рассказал, сколько она будет получать и где жить, работая прачкой. Долгий рабочий день и жалкая зарплата, если и не воодушевили, но и не напугали фехтовальщицу, – сначала они показались ей просто детской игрой по сравнению с преодолением красных разметок ее прежнего пути.

– Мне можно работать уже сегодня? – спросила девушка.

– Сейчас, если хочешь поесть вечером. Клеман, отведи ее к прачкам.

Но Клеман сначала отвел Женьку в ее жилище, то есть, в ту самую пристройку, которую она наблюдала со двора. Пристройка напоминала ласточкино гнездо, и подниматься в нее надо было по лестнице, прикрепленной к стене дома. Сначала это показалось даже романтичным, но за скрипучей низенькой дверкой вся романтика кончилась. Из мебели в пристройке находился только старый ларь, который одновременно служил постелью и гардеробом, да помятый горшок в углу.

«Вот это конура… Пожалуй, камера в Бастилии была получше», – подумала Женька, но пока ничего не сказала.

После показа жилья Клеман повел фехтовальщицу в прачечную. Прачки в это время мыли четыре большие лохани. Одна из девушек кашляла, а другая была на последних месяцах беременности, однако обе они работали, как и другие.

– Беранжера, – кликнул Клеман ту, что выглядела постарше, передал ей новенькую и ушел.

Беранжера велела Женьке скинуть лишнюю одежду, чулки, башмаки и лезть в лохань. Женька растерялась, но не от того, что надо было раздеться почти до сорочки, – она вспомнила о кинжале, прикрученном поверх мужских штанов и о самих штанах, наличие которых у женщин здесь считалось едва ли не кощунственным.

– Ну, чего жмешься? – усмехнулась Беранжера. – Ноги кривые, али что? Так тут все свои! Всяких видали!

Женька поняла, что ничего скрыть не удастся, подняла подол, вынула из-за подвязки кинжал и положила его на скамью.

– Ты гляди-ка! – слегка изменилась в лице Беранжера.

Прачки вытянули шеи, и работа в прачечной приостановилась.

– Откуда это у тебя? – спросила женщина.

– Нашла.

– А зачем носишь?

– Чтобы скоты разные не приставали.

– Нож здесь держать не разрешат.

– Это мое имущество.

– Не твое, раз нашла. Такие ножи только благородные господа носят да разбойники, а ты простолюдинка, девка к тому ж! Ну-ка, дай сюда!

Беранжера забрала кинжал и отдала его одному из водоносов.

– Отнеси его Мишо, Клод, – велела она, а потом повернулась к фехтовальщице. – А ты не пыхай глазами, что кошка! Помалкивай да работай, знай!

Внутри Женьки что-то неприятно закипело, но она сдержалась и стала стягивать чулки.

– А штаны почто надела? – не отставала Беранжера.

– Мне холодно.

– Вот позорище-то!

– Их никто не видит под юбкой.

– Мишо узнает – выкатишься отсюда!

– Ну, так не думай, что плакать буду.

– Вот привел Господь работницу! Всю работу остановила! – усмехнулась женщина. – Давай подтыкай юбку да в лохань лезь!

Лохань мыли перед каждой новой партией белья. Горячую воду заливали из котлов, что грелись на большой плите. Воду из колодца во дворе носили водоносы Клод и Жиль. Стиркой вместе с Женькой занимались еще пять работниц. Беранжеру фехтовальщица уже знала. Другую, симпатичную и веселую, звали Бригитта. Она приходилась Беранжере младшей сестрой. Та, что кашляла, была Люс, беременная – Амели. С пятой – Тибо, обращались по-особому, как с сильным, но с туповатым животным. Она росла в Приюте Подкидышей и была от рождения дурочкой. Еще две работницы – смуглая Марсена и бойкая Пакетта, которых первых увидела во дворе Женька, стиркой не занимались, – первая утюжила белье, а вторая принимала его и развозила по заказчикам.

После того как лохань была помыта, в нее снова залили воду, развели мыло и завалили новую партию простыней и сорочек. Оставив их замачиваться, прачки оделись, сложили корзины с постиранным бельем в большую тележку и повезли полоскать его на реку. После духоты прачечной распаренных женщин встретил холодный осенний ветер, однако никто из них не ныл. Командовала движением Беранжера.

– Заворачивайте на мостки! Бригитта, в желоб не завались! Тибо, шибче толкай, безголовая! Люс, подвинься, пусть там Жанна возьмется! Амели, а ты смотри, чтобы белье из корзины не соскользнуло!

– Эй, хромайте быстрей с дороги, сударь! – крикнула какому-то прохожему Бригитта. – Тибо, поднажмем!

– Тише, тише! – просила беременная Амели. – Сбавьте ход, а то я прям на дороге рожу!

– Да здравствует наш добрый хозяин господин Мишо! – кричали прачки. – Чтоб он побыстрее преставился! Разойдись! Разойдись! Чего таращишься, толстопузый?