Фехтовальщица

– Выпейте, сударыня. На улице еще прохладно, и вино приободрит вас.

Фехтовальщицу действительно немного знобило, то ли от утреннего сквозняка, то ли от холода кандалов, поэтому она не отказалась сделать несколько глотков. Это, однако, не помешало ей с удивлением заметить на пальце Домбре алмазный перстень, тот перстень, который она отдала Форгерону.

– Откуда у вас этот перстень, сударь? – тихо спросила она.

– А… это?.. Приобрел по случаю.

– Вам надо продать его, и лучше не здесь.

– Почему?

– Этот перстень из драгоценностей, которые были украдены у де Рошалей. Я отдала его Форгерону.

– Хм, да?..

Комендант быстро снял перстень и убрал его в кошель.

– Откуда он у вас на самом деле? – продолжала фехтовальщица. – Вам дал его Грегуар?

– В общем, да… Этому сумасшедшему хочется прыгнуть со стены на той штуке, которую он соорудил. Он ходил за мной две недели, потом сунул этот перстень, и я разрешил ему затащить свое чудище на стену. Он будет прыгать ближе к ночи. Я запретил ему делать это днем.

– Сейчас он здесь?

– Да, возится там наверху. Эту штуку надо еще собрать.

– Разрешите ему прыгнуть сейчас.

– Сударыня…

– Я хочу это видеть.

Домбре посмотрел на фехтовальщицу, на кандалы на ее руках, оголенную шею и махнул рукой.

– Ладно, если он готов, я прикажу.

Комендант дал распоряжение, и к тому моменту, когда девушку вывели во двор, Форгерон со своим аппаратом за спиной уже стоял на краю стены. Его поддерживали два солдата. Все, кто находился внизу, смотрели на него и крестились.

С разрешения коменданта изобретателю дали знак. Он прыгнул, и растопыренная конструкция отдалась на волю Бога. Сначала она плавно скользнула, потом начала было падать, но одна из воздушных струй вдруг выровняла ее кривое падение и, оставив за собой стены Бастилии, Грегуар полетел над городом… Люди внизу закрестились еще больше.

– Вот дьявольщина! – воскликнул Домбре. – Наши святые отцы его сожгут!.. И меня еще с ним в придачу! Вы довольны, сударыня?

– Да. Полет получился.

Внимание снова вернулось фехтовальщице, которая все еще не могла оторвать глаз от неба, в котором исчез дерзкий изобретатель. Девушку подвели к воротам, посадили в похожую на клетку повозку смертников и под охраной Эжена Годье повезли на Гревскую площадь. В пути ее сопровождали не только солдаты из Бастилии, но и рота гвардейцев, которую прислал король. Людовик, очевидно, побаивался беспорядков.

Среди гвардейцев Женька вдруг увидела де Зенкура и де Фрюке. Лица обоих испугали ее, – они были слишком красноречивы. Она поняла, что вместе с де Сандом надо было сдать королю всех, с кем она дышала одним дыханием на фехтовальной площадке. «Нет! – взглядом сказала девушка, поймав азартные глаза Альбера, и покачала головой. – Нет!» Но было уже поздно. Едва тюремная повозка отъехала от ворот Бастилии, кто-то свистнул, и гвардейцы короля стали отбивать ее у солдат Домбре. Раздались выстрелы… Домбре, раненый в ногу, упал.

– Годье, командуйте! – крикнул он с земли.

Началась полная неразбериха. Лошади, гвардейцы, солдаты, толпы парижан, скопившихся на улицах, чтобы посмотреть на казнь, смешались в один пестрый клубок…

К повозке пробился юркий де Фрюке и начал рукоятью пистолета сбивать замок, но, подстреленный Эженом, упал под колеса. Не все гвардейцы сочувствовали маркизе де Шале, поэтому кто-то уже дрался со своими, кто-то метался между долгом и чувствами, кто-то беспорядочно стрелял в воздух, пытаясь призвать к порядку… В испуге прижались к стенам домов вопящие горожане…

Вдруг из переулка вывалила внушительная когорта всадников под предводительством принца Конде. На шляпах у всадников развевались малиновые перья. Такие же перья были у всех, кто желал быть на стороне фехтовальщицы. Когорта Конде выскочила поддержать гвардейцев де Зенкура, и среди всадников Женька увидела де Лавуа и д’Ангре.

– Держитесь, сударыня! Дави кардиналистов! – кричал Конде и воинственно размахивал шпагой, на эфесе которой развевался такой, как и перья, малиновый бант.

С другой улицы выехали и ввязались в потасовку мушкетеры де Монтале и швейцарцы. Они были на стороне короля, и их было больше. Они смяли сопротивление, а повозку с фехтовальщицей снова затолкали во двор Бастилии. Женька сидела в ней, свалившись в угол и закрыв лицо руками. Ее радовало только то, что среди мятежников не было де Санда. Она думала, что из-за нападения казнь перенесут на другой день, но ошиблась. Командовать вместо себя комендант приказал Эжену, и тот, довольный собой, с готовностью бросился распоряжаться вместо своего начальника.

Арестованных тотчас увели в подвалы, ранеными занимались слуги и тюремный лекарь, а убитых сложили возле ворот. Среди этих последних был и де Зенкур. Открытые глаза его смотрели в небо. Вместе с восторгом схватки в них навсегда застыло выражение яростного желания быть первым. Рядом с ним лежал мертвый де Жери. Он лежал на боку, и его лица фехтовальщица не видела. Над убитыми стояли и угрюмо смотрели на их неподвижные тела де Стокье и де Блюм.