Фехтовальщица

– Думаешь, у меня получится?

Женька смотрела кругом в некотором смятении. Помолвка напомнила ей венчание на фехтовальной площадке. «Сейчас должен вернуться из конюшни де Санд…» Даниэль действительно вышел на террасу, но не со шпагой, а с коробкой в руках. Он подошел к Эдмону и Женьке.

– Привет, Эдмон! Поздравляю! А это тебе, Жени. Цветы дарить не люблю. Чувствую себя при этом каким-то опереточным франтом. Вот, возьми это.

Данкур отдал фехтовальщице коробку.

– Это что? – посмотрела она.

– Фехтовальный шлем.

– Кто тебе сказал? – спросил Даниэля Эдмон.

– О вашей помолвке? Твой отец. А ты не рад, что я пришел?

– Пойдем-ка, поговорим немного.

Эдмон и Данкур отошли в сторону, а Женька направилась к профессору.

– Зачем вы пригласили Данкура?

– Вы не рады?

– Я рада, но Эдмон…

– Ничего-ничего! Присутствие Данкура будет держать мальчика в форме. Почивать на лаврах никому не идет на пользу.

– Вы провокатор, месье сочинитель!

– Только самую малость.

Монрей пригласил всех в гостиную, где был накрыт стол-фуршет. Женька вытащила шлем из коробки. К ней подошли Ришар, Клементина и Люссиль.

– Только не расслабляйтесь, мадемуазель, – сказал адвокат. – Марк уже говорил с вами?

– Да, я все поняла.

– Завтра утром мы побеседуем обо все подробнее.

– Доверьтесь Ришару, Жени, – посоветовала Клементина. – Он может поколебать любое обвинение.

– Я знаю.

На шлем в руках Женьки с любопытством смотрела Люссиль.

– Нравится?

Люссиль пожала плечами.

– У тебя красивое платье. Эдмон купил?

– Да.

– У меня тоже будет такой жених.

– Тебе красивых платьев не хватает?

К Женьке подбежал Жан-Жак.

– Можно померить? – попросил он.

– Держи.

Жан-Жак надел шлем и принялся бегать по гостиной.

– Жан-Жак, мы не дома! – попыталась урезонить сына Клементина. – Последнее время он стал совершенно непослушен. Боюсь, вырастет какой-нибудь разбойник. Жан-Жак, подойди! Ришар, останови его!

– Разве ж такого остановишь? – засмеялся Ришар.

К Женьке подошел профессор.

– Ну как? Голова не кружится?

– Послушайте, а де Белар?.. Он жив?

– Жив не де Белар, а Кристоф Ларош.

– Ларош?.. Это… это тот оператор, который с аллергией?

– Да. Я думаю, что его болезнь представляет собой побочное действие Окна. Люссиль тоже болела после смерти той девочки со Двора Чудес.

– А Ларош? Он не умрет?

– Нет, что вы! Иначе бы я не брал прототипы из жизни. Эти недомогания проходят самопроизвольно.

В зал вошли Эдмон и Даниэль. Лица обоих говорили о том, что разговор был бурным. Женька подошла к Эдмону.

– Ты зря нервничаешь.

– Я сказал, что сцены с Вирджини не будет.

– А я говорю, что мадемуазель Шмелева должна сама решить, что ей делать, – возразил Даниэль. – И потом Монсо не игрушками занимается! Если девушка не будет сниматься, она должна позвонить ему, чтобы он не тратил зря съемочный день!

– Я сам позвоню.

– Нет, не надо звонить! Я буду сниматься! – сказала фехтовальщица.

В ответ Эдмон подхватил ее на руки и под шутливые напутствия гостей унес в комнату наверху. Поединок продолжился на другой территории, где, в конце концов, все доводы тоже потеряли свое значение и были раздавлены в тесном соприкосновении уже не только губ, но и тел.

Неприбранная голова

Выходные были проведены в визитах к родственникам, прогулках и веселом безделье, которое всегда приятно после некой тяжелой обязательной работы и за которое не стыдно тем, кто понимает, что скоро будет другая работа, и возможно еще тяжелей и обязательней.

Женька собиралась позвонить домой в субботу, но не решилась; в воскресенье она сделала вид, что забыла об этом, а в понедельник Эдмон повез ее на выставку.

Выставка открывалась в девять утра, но Эдмон и Женька приехали туда только к одиннадцати. Эдмон долго и тщательно приводил себя в порядок, принимал душ, брился и подбирал костюм. Потом он стал выбирать одежду и фехтовальщице, заставив ее снять джинсы и маечку.

– Здесь не может быть мелочей, это представительная выставка. Там будет телевидение.

Фехтовальщица не стала спорить и оделась так, как он велел. Теперь его беспокоила только ее прическа.

– Жаль, я не подумал вчера о стилисте. У тебя не совсем прибрана голова.

Монрей с досадой потер нос и вывез свою невесту в новый день с «не совсем прибранной головой».

Телевидение, действительно, было – несколько европейских каналов сторожили посетителей у входа и выхватывали для своих репортажей известные или просто самые значительные светские лица. Монрей был в первой десятке самых молодых и успешных предпринимателей в сфере ресторанного бизнеса, поэтому его тут же заметили.

– Месье Монрей, как вы оцениваете значимость этой выставки для рестораторов Франции? – подскочили к нему журналисты.

– У меня еще не было возможности ее оценить.

– Это не связано с тем, что рядом с вами сейчас находится неизвестная девушка?

– Связано. Это моя невеста, – не стал скрывать Эдмон.

– Кто она, месье Монрей?

– Она из России.

– О, вы выходите на российский рынок?

– Да, я подумываю о том, чтобы открыть ресторан в Москве, – то ли шутя, то ли всерьез ответил Монрей и, потянув за собой Женьку, пошел искать нужный павильон.