Фельдъегеря генералиссимуса. Роман первый в четырёх книгах. Все книги в одном томе

Двери почему-то перед ним не распахнулись, а ведь именно на том самом паркетном квадрате стоял, который механизм в действие и приводил.

Видно, у этого механизма еще какой-то был секрет: не перед всеми двери без разбору открывать.

Наверное, был.

По крайней мере, часовые возле двери как стояли истуканами, так истуканами и продолжали стоять. Ни на мгновение не усомнились в крепости двери и умности механизма: и без них, часовых, неприятельского лазутчика не пропустят и не выпустят!

Не сомневался и старый князь (ему ли сомневаться!) – и уже не смотрел на Бутурлина. Подождал, когда Бутурлин нахохочется, и сказал управляющему:

– А вы свободны!

– В каком смысле свободен, ваша светлость? – спросил управляющий и улыбнулся, словно старый князь пригласил его поиграть в слова, и он не прочь, но прежде надо бы договориться, как понимать то или иное слово – ведь у некоторых столько смыслов, что все и не упомнишь. А взгляд его от взгляда княжеского ртутью юркнул под стол, и сам он был готов за взглядом туда же ртутью по стулу соскользнуть – и по паркету прямо к ногам княжеским ртутным шариком и подкатиться.

– В трибунальном, – ответил старый князь – и поверг в восковое изумление управляющего.

Превратил все-таки и его, ртуть бездушную, в восковую фигуру.

В таком, трибунальном, смысле слово «свободен» он еще не знал.

– Христофор Карлович, примите у него отчет дел его и воздайте по заслугам… Ступай вон! – это крикнул он уже управляющему, и тот встал из-за стола, прошел мимо Бутурлина.

Двери перед ним распахнулись!

Глава семнадцатая

И не успели двери за управляющим сомкнуться, как возле Бутурлина возник сказочно Христофор Карлович.

Будто возле него всегда находился, но до поры до времени глаза его от себя отводил – как они, сказочники, это умеют, – а вот захотел ты меня о чем-то спросить – и вот он я – спрашивай.

И Бутурлин, разумеется, спросил. Как не спросить, раз кругом такие чудеса сказочные!

Что спросил, вы узнаете в следующей главе. И в той же главе открою я вам глаза, как это принято говорить, на Бутурлина, заодно и на Жаннет. А то вон она как со старым князем любезничает – обвораживает!

Глава восемнадцатая

Разобрал головоломку –

Не могу ее сложить.

Подскажи хоть ты потомку,

Как на свете надо жить…

Арсений Тарковский

Им нельзя без умолчаний

Век свой до конца прожить,

Ну а нам без примечаний,

Чтобы век их тот сложить!

И тем не менее – без примечаний будет эта глава. И в дальнейшем я попробую без них обойтись. Сам не люблю их. С ритма чтения сбивают – и с толку.

Честно скажу, что последнее свойство примечаний беспощадно использовал, но не с целью читателя в мистификацию историческую ввергнуть (читателя нашего никуда теперь не ввергнешь! – да и сотовый телефон всегда под рукой (как раньше энциклопедия) – враз можно исторические справки навести), – а жанр у моего романа просто такой (детективный) – и прежде чем что-то распутывать, надо напутать, и чем больше путаницы – тем лучше.

Но время теперь пришло распутывать, так что без примечаний и умолчаний!

Но вот ведь какой парадокс. Эта глава у меня сама по себе – одним большим примечанием к предыдущим главам и будет.

Итак!

Между Торжком и Выдропужском в декабре 1804 года бесследно пропало двадцать пять русских фельдъегерей – факт невероятный в истории России – и невозможный.

А вот все-таки пропало.

Нашлись злодеи, и злодеи опытные и бесстрашные, потому как чтобы на главном тракте государства напасть на вооруженных до зубов людей военных, опытных и проверенных (другим и не поручали возить государственные бумаги чрезвычайной важности и секретности), – это какое же надо было бесстрашие и опытность иметь? Ведь только от одного звука державного их колокольчика, фельдъегерского, у обычных наших дорожных разбойников, грабивших обычных наших путешественников, стыла кровь – и они врассыпную деру давали.

За этими опытными и бесстрашными злодеями стояли другие злодеи, еще более опытные (бесстрашие этим злодеям пока воздержимся приписать).

На след одного из этих злодеев (Человека в черном) Порфирий Петрович Тушин, не без помощи, конечно, Селифана – кучера своего, и напал. И тут же, на следующий день, на него самого напали!

Слава Богу, ушел.

Опыт помог – не дрогнула рука, артиллерийская точность не подвела, лошадки не выдали (лошадиной водкой их не напоили – вот они и не выдали).

А потом и Селифан не подвел – вызволил из беды, как не раз вызволял с малолетства самого Порфирия Петровича.

Вызволять из тюрьмы Селифану, конечно, помогали, но мы умолчим кто, хотя дело это прошлое и весьма благородное. Ведь за спиной у тех и у этих злодеев еще третьи злодеи оказались.

Назовем мы их державными злодеями. Сразу же власть подключили, Порфирия Петровича в тюрьму упекли. Без державных людей, т. е. людей при должностях и чинах (по всей видимости, немалых!) это было бы сделать невозможно.