Фельдмаршал

В замковой церкви Упсалы гроб с телом короля Юхана поставили на постамент. Вокруг него расположились родственники, государственные чины. Сигизмунд встал рядом со своей супругой Анной. С грустным выражением на лице тут же стояла его сестра Анна. Рядом с ней стоял их сводный четырехлетний брат Иоганн, которого держал за руку его дядя Аксель Бьёлке. Гуннилу поддерживали под руки, с одной стороны граф Остфрисландский Иоганн, сын графа Эдцарда и его супруги Екатерины, с другой стороны государственный советник Клас Бьёлке, её брат. Королеву Карину Стенбок, давно овдовевшую последнюю супругу короля Густава, поддерживали под руки две великосветские дамы: госпожа Лукреция Стуре и ещё крепкая старушка Сигрида Бьёлке, мать Эрика Бьёлке, она приходилась младшей сестрой Карине Стенбок… Тут же была и Софья, герцогиня Саксонская, со своим молодым, ещё двадцати неполных лет сыном Густавом. Она, недавно овдовев, жила теперь здесь, в Швеции. Её муж, герцог Магнус Саксонский, умер, разорившись так, что не оставил даже приличного содержания своей жене и сыну. Из-за этого король Юхан был вынужден выделить ей приличный лен на её содержание, чтобы сестра не упала совсем в глазах своих немецких подданных, да и шведских тоже. И сейчас она с надеждой поглядывала на него, на Сигизмунда, на своего племянника, рассчитывая, что он, приняв королевство, не лишит её этой доли… Цецилии не было сейчас тут, на траурной церемонии. Она, видимо, не особенно нуждалась в средствах и предпочла не показываться в такую минуту на глаза родственникам, которые знали о её шокирующих любовных похождениях… Ни самой старшей, Екатерины, ни самой младшей, Елизаветы, из сестёр короля Юхана тоже не было. Сигизмунд не увидел их. Они отговорились какими-то важными причинами, удерживающими их в своих владениях. До него доходили слухи, что те не ладили со своим братом, королём Юханом. И вот теперь они нашли повод показать ему свою неприязнь, хотя бы и мёртвому. Стеснённые к тому же в средствах, они решили не появляться на траурной церемонии, не в лучшем для них виде. Все они жили не по доходам, держали большой двор, прислугу, устраивали роскошные приёмы и медленно, но неуклонно разорялись.

Надгробную проповедь говорил новый архиепископ Абрагам Ангерман. Тот был избран архиепископом вот только что, после смерти короля Юхана. А до того он жил в Германии, изгнанный Юханом как противник литургии… Затем на меньшей кафедре, на хорах, говорил для иностранцев похвальную речь об усопшем короле на латинском языке епископ Яков Гипотий… Тот находился тоже в немилости у короля Юхана, как слышал Сигизмунд… «Хм! Вот как получается! Последнюю честь отцу оказали два его врага!» – пришла к нему странная мысль… «Почему, почему он не мог пожить ещё хотя бы немного?» – всплыла у него всё та же мысль.

Ему нужно было, очень нужно, чтобы отец был жив. Он был для него одной из точек опоры в этом мире, где всё так шатко… И вот теперь, с его смертью, что-то вокруг скособочилось, потеряло былую устойчивость…

«На кого можно положиться здесь?» – уныло размышлял он, изредка взглядывая на герцога, на своего дядю, который стоял неподалеку, в окружении близких к нему сенаторов… «И он тоже с герцогом!» – появилась неприязненная мысль о епископе, который сейчас вёл службу здесь, в усыпальнице королей… «А этот?.. Как ему верить!» – скользнул его взгляд по лицу адмирала Флемминга, строптивого и толстого старика, ярого евангелиста, хотя и преданного ему… «Только одна она скорбит искренне о нём», – услышал он, как тихо вздыхает рядом с ним его сестра Анна.

«Та даже не осилила польский язык. А что уж говорить о шведском!» – перескочили его мысли на свою супругу Анну Австрийскую.

Отношения с ней у него были холодные, рассудочные, похожие на соглашение ростовщика и заёмщика. Он женился на ней из расчёта как-то сгладить трения с австрийским двором… «Но зато она прекрасно говорит по-французски!» – нашёл он оправдание для неё… И для себя тоже…

Тогда, три года назад, отец прислал на его свадьбу вот с ней, девятнадцатилетней Анной, дочерью австрийского эрцгерцога Карла, сестру Анну с многочисленной свитой… Появилась там и вездесущая Цецилия, которой нравилось шляться по королевским дворам…

Сейчас же здесь, вернувшись на родину, ему показалось, что он приехал в чужую страну. И теперь всё чаще, даже занятый привычными делами, он не мог отделаться от мысли о том: как ему быть дальше… Прошло уже пять месяцев как он отбыл из Варшавы. И вот его уже торопит канцлер Замойский: напоминает то об одном, то о другом. Там, в Польше, требуется его присутствие.

«Оставить здесь всё на его волю?» – подумал он опять о своём дяде Карле, как о каком-то чужом человеке.

Он так и не привык относиться к нему по-родственному. Это недоверие к герцогу Карлу передалось ему от отца. Он хорошо запомнил его слова о герцоге при последней их встрече в Ревеле: «Он непременно доведёт ситуацию в Швеции до разрыва с тобой!»…