Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.

Убеждая императора ограничиться оккупацией княжеств, Паскевич предполагал этим шагом, с одной стороны, приостановить дальнейшую эскалацию конфликта, с другой – создать менее затратное, чем угроза похода, средство давления на Османскую империю. Таким средством, по мнению фельдмаршала, должно было стать ополчение из балканских славян. Идея заключалась в том, чтобы на основе кадровых войск Придунайских княжеств, численность которых доходила до 10 000 чел., сформировать славянское ополчение и с началом войны использовать его против турок. Такая мера, по словам Паскевича, «могла бы сделаться началом распадения Турецкой империи»[513]. Россия же получала существенную экономию средств, так как фельдмаршал полагал, что при наличии ополчения будет достаточно иметь против турок всего один или два корпуса, даже если последних поддержат западные державы[514]. В основе оптимизма фельдмаршала лежал успешный опыт 1807 г., когда император Александр I разрешил отправить в Сербию один батальон Олонецкого полка, казачий полк и четыре орудия. Небольшой русский отряд сделался тогда ядром сербского ополчения[515].

Залог успеха возможной кампании на Дунае Паскевич видел в отказе от развертывания русских войск по Дунаю широким фронтом. Район боевых операций Дунайской армии он планировал ограничить пространством между Бухарестом, Гирсово, Варной, Шумлой, Рущуком и Силистрией. Ближайшая цель будущей кампании виделась главнокомандующему Действующей армией в занятии Варны[516].

Фельдмаршал всё еще не верил в опасность близкой войны. Видимо, поэтому в конце письма М.Д. Горчакову от 21 августа 1853 г. князь Варшавский сделал собственноручную приписку:

«Я думаю, что война кончена будет»[517]. Даже в апреле 1854 г., когда Россия оказалась в состоянии войны с Турцией, Францией и Великобританией, фельдмаршал продолжал питать тщетные надежды на внутреннюю непрочность их альянса. «Союз против нас Европы, – надеялся князь Варшавский после обнародования манифеста о начале войны, – дело преходящее и скоро преходящее: он не в натуре вещей, не имеет в себе жизненности, как не имело ее, например, избрание немецкого императора из купцов во Франкфурте и т. п. Не пройдет и года, а турки и прочие союзники каждый в отдельности будут искать союза России, молить ее о помощи»[518].

Амбициозные планы по созданию ополчения завершились неудачей. Как отмечал генерал-лейтенант Н. И. Ушаков, дежурный генерал Дунайской армии, вместо ожидавшихся десятков тысяч добровольцев в русский лагерь явилось лишь 3000 чел., из которых многие впоследствии дезертировали. Оставшиеся 900 ополченцев принесли более вреда, чем пользы. По словам очевидца, они «не только грабили на улицах Браилова, Галаца и других городов, но даже днем производили там кровавые драки и убийства»[519]. Чтобы остановить бесчинства, зачинщиков погромов приходилось судить полевым судом, а затем казнить.

28 июля австрийский канцлер К. Ф. Буоль выступил с так называемой «Венской нотой». Австрия, Франция, Британия и Пруссия предложили компромиссное решение русско-турецкого спора. Согласно «Венской ноте», Турции предписывалось соблюдать все условия Кючук-Кайнарджийского и Адрианопольского договоров относительно прав христианских подданных султана, однако спорные вопросы должны были отныне ставиться под коллективный контроль великих европейских держав. Россия согласилась при условии, что в текст ноты не будут внесены изменения, однако Турция, негласно побуждаемая своими новыми союзниками, потребовала их внести. В конечном итоге переговоры не дали результатов и были свернуты.

На очень короткое время, пока исход переговоров еще не стал ясен, в Петербурге вновь вернулись к идее десанта на Босфоре, поскольку появилась надежда на то, что турки в своем противостоянии с Россией окажутся в одиночестве. На фоне достаточно сдержанной позиции, занятой на Венской конференции Австрией и Великобританией, отчетливо проявлялось стремление французской делегации к эскалации конфликта[520]. Постепенно нарастала враждебность и со стороны британского кабинета, который не мог игнорировать общественное мнение собственной страны, весьма восприимчивое к русофобской кампании в прессе.

14 сентября 1853 г. турецкий султан предъявил России ультиматум с требованием очистить княжества. Ответа на него не последовало, и 20 октября 1853 г. началась русско-турецкая война.

Несмотря на неудачу с ополчением, общая осторожная линия Паскевича, ввиду неясности обстановки, представляется оправданной. Фельдмаршал был совершенно прав, когда предсказывал, что наступление за Балканы, из-за поддержки турок союзниками, не может принести стратегических результатов. Однако даже осенью 1853 г. в рассуждениях русского главнокомандующего всё еще чувствовалась уверенность в непрочности англо-французского альянса. Паскевич питал надежду если не на мирное соглашение, то, по крайней мере, на скорое разрушение вражеской коалиции[521].