Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

.е^ЭА мере предопределил выбор Чрезвычайного комитета. «Новый главнокомандующий, помимо того, что он был самым старшим из всех дееспособных полных генералов империи, единственный имел титул светлейшего князя. Его титулование не только отличало из всех генералов, но и усиливало старшинство»⁴³³.

Итак, Чрезвычайный комитет отдал предпочтение Кутузову, основываясь на формально неоспоримых критериях. Единственное, что могло отклонить «комитетчиков» от такого выбора, — это личная антипатия Императора к их избраннику. Комитет, однако, не усмотрел в ней серьезного препятствия, полагаясь, должно быть, на то, что Аракчеев поддержал кандидатуру Кутузова. По воспоминаниям графа Е.Ф. Комаровского, на следующий день, 6 августа, члены комитета через своего ходатая, управляющего военным министерством князя Ал.И. Горчакова, «осмелились заявить» царю, что «Россия желает назначения генерала Кутузова, ибо в отечественную войну приличнее быть настоящему русскому главнокомандующим»⁴³⁴.

В результате Александр I согласился с выбором Чрезвычайного комитета и 8 августа назначил Кутузова главнокомандующим⁴³⁵, хотя и скрепя сердце. «Я не мог поступить иначе, — объяснил он сестре Екатерине Павловне, — как выбрать из трех генералов, одинаково мало способных быть главнокоман-дуюищми (царь имел в виду Барклая-де-Толли, Багратиона и Кутузова. — Н. Т.), того, на которого указывал общий голос»⁴³⁶. Своему генерал-адъютанту Е.Ф. Комаровскому царь сказал еще откровеннее: «Публика желала его назначения, я его назначил. Что же касается меня, то я умываю руки»⁴³⁷.

Среди домыслов, идеализирующих Кутузова, бытует расхожая мысль о том, что Михаил Илларионович был назначен в 1812 г. главнокомандующим «по требованию народа»⁴³⁸. «Слова царя «народ хотел Кутузова — я умываю руки» сохранились в истории», — пишет, например, В.Д. Мелентьев. Таких слов в истории не сохранилось по той причине, что царь их не говорил и сказать не мог, ибо, во-первых, народ (96% которого составляли крестьяне) тогда о Кутузове не высказывался, а во-вторых, царь следовал мнению не народа, а «благородного российского дворянства», его «высокопоставленной публики». Мнение этой «публики» и выразил Чрезвычайный комитет из высших сановников империи с участием А.А. Аракчеева, образованный по указу царя. Другое дело, что назначение Кутузова отвечало интересам народа, поскольку Кутузов пользовался в стране гораздо большим доверием, чем Барклай-де-Толли, — прежде всего потому, что он был русский, а из русских действующих военачальников старший по возрасту, чину и опыту.

С целью подчеркнуть исключительную, воистину мессианскую роль Кутузова, советские и постсоветские историки вновь и вновь повторяют верноподданнический домысел А.И. Михайловского-Данилевского о том, что Кутузов был назначен главнокомандующим в «кризисный момент войны», в период наибольшей, «смертельной опасности» для России⁴³⁹. Домысел этот совершенно неоснователен. Еще К.Ф. Толь (кстати, ревностный почитатель Кутузова), возражая Михайловскому-Данилевскому, резонно доказывал, что самое трудное время войны к тому моменту было уже позади: с армией в Цареве-Займище «Россия имела гораздо более данных на успех, чем когда Главная квартира была при Вильне»⁴⁴⁰. Действительно, любой непредубежденный специалист понимает: после того как расчет Наполеона выиграть войну в приграничных сражениях с разрозненными русскими армиями провалился, и армии Барклая-де-Толли и Багратиона, не дав разбить себя порознь, соединились в Смоленске, — после этого шансы Наполеона на победу в войне сильно упали, а шансы России значительно возросли.

Это понимал и Наполеон. Стратегия Барклая-де-Толли приводила к тому, что война затягивалась, а этого Наполеон боялся больше всего. Растягивались его коммуникации, росли потери в боях, от дезертирства, болезней и мародерства, отставали обозы, а возможность использовать местные ресурсы сводилась к минимуму, почти к нулю, сопротивлением народа, возраставшим с тех пор, как французы вступили в коренную Россию, буквально день ото дня. Наполеон начал опасаться, что ему «предстояла новая Испания, но Испания без границ»⁴⁴¹. Между тем не только его собственный, но и русский штаб «по удостоверению пленных» знал, что силы «Великой армии» уже «крайне изнурены и повсеместно нуждаются в продовольствии»⁴⁴².