Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

К середине октября соотношение сил на всем театре войны резко изменилось в пользу России. Наполеон в Москве имел тогда около 116 тыс. человек⁹³⁵, Кутузов в Тарутийе — 130 тыс. регулярных войск и казаков и, как минимум, 120 тыс ополченцев⁹³⁶. Артиллерии у Кутузова тоже было больше, чем у Наполеона: 622 орудия против S69⁹³⁷. Такого же перевеса в силах россияне добились и на флангах. На севере корпус П.Х. Витгенштейна (который с 15 октября, после объединения с корпусом Ф.Ф. Штейнгейля, стал называться армией⁹³⁸') с Петербургским и Новгородским ополчениями и рижский гарнизон И.Н. Эссена располагали 68 тыс. человек против 52 тыс. у Ж.-Э. Макдональда (включая прусский вспомогательный корпус), Н.-Щ. Удино и Л. Г. Сен-Сира⁹³⁹. На юге в результате соединения 3-й Западной и Молдавской армий у П.В. Чичагова стало почти 83 тыс. бойцов, что вместе с 12,5-тысячным отдельным корпусом Ф.Ф. Эр-теля обеспечивало россиянам двойной перевес против корпусов К.Ф. Шварценберга, Ж.-А. Ренье и отдельной польской дивизии Я.Г. Домбровского общей численностью 46 тыс. человек⁹⁴⁰. Даже прибытие в Смоленск 27 сентября ЗОтысячного резервного корпуса «Великой армии» под командованием маршала К. Виктора⁹⁴¹, который мог при необходимости помочь и северному и южному флангам французов, не меняло соотношения сил, повсеместно определившегося в пользу россиян.

Теперь переход русских войск в контрнаступление стал вполне назревшей задачей. Важно было определить время и место первого удара. 3 октября генерал-квартирмейстер К.Ф. Толь предложил план нападения на авангард «Великой армии» под начальством И. Мюрата, который беспечно располагался на р. Чернишне в 6 км от русского лагеря. Другие генералы поддержали Толя. Кутузов неохотно (он предпочел бы и далее обойтись без сражений), уступая желанию генералов, одобрил план, но в самом бою, который условно называют Тарутинским, не участвовал. Руководил боем Беннигсен. Трехкратный численный перевес россиян обеспечил им победу. Мюрат был разбит и отступил к с. Спас-Купля. Но отказ Кутузова помочь Беннигсену резервами позволил французам спастись от истребления. Это произошло 6 октября.

}J5s-

Материальные плоды Тарутинского боя для россиян, по сравнению с тем, на что рассчитывали в штабе Кутузова, были невелики. П.П. Коновницын считал даже, что, поскольку Мю-рату «дана возможность отступить в порядке с малою потерею <...>, никто не заслуживает за это дело награды»⁹⁴². Тем не менее, по русским данным, Мюрат потерял 2500 человек убитыми и ранеными плюс 1000 — пленными, тогда как русские потери были почти втрое меньшими: 1204 человека⁹⁴³ (в числе убитых был командующий 2-м корпусом генерал-лейтенант К.Ф. Багговут).

Главное же, эта первая в 1812 г. победа россиян в наступательном бою стала если еще не началом, то уже прологом русского контрнаступления. Она необычайно подняла боевой дух русской армии. Кутузов понимал эту сторону тарутинского успеха и гордился ею. «Не достало еще немножко щастия, и была бы совсем баталия Кремская, — написал он жене. — Первый раз французы <...> бежали, как зайцы»⁹⁴⁴. С другой стороны, именно Тарутинский бой стал «последним, решающим толчком, заставившим Наполеона наконец выйти из Москвы»⁹⁴⁵.

В Москве Наполеон провел 36 дней, со 2 сентября по 7 октября. Столь долгое сидение на московском пепелище он назовет позднее «величайшей ошибкой» всей своей жизни, раусу^цв^чро не пожар Москвы погубил его, как считали мно-СЦС, а ,пяти^цдельное ожидание мира; пожар, напротив, дол-цсец ,ф>1Л •Sty.срасти «Великую армию», ибо он доказывал, что «ру^цце, цравительство и народ не хотят вступать ни в какие переговоры» и что надо было уходить из Москвы сразу, «на другой же день по Калужской дороге»⁹⁴⁶.

Так рассуждали post factum и другие военные авторитеты. Например, английский фельдмаршал герцог А. Веллингтон считал, что, «войдя в Москву, Наполеон должен был бы сделать распоряжение в тот же день об очищении ее»⁹⁴⁷. По мнению Дениса Давыдова, если бы Наполеон ушел из Москвы хотя бы двумя неделями раньше, он мог бы избежать постигшей его катастрофы. Тогда, с одной стороны, Кутузов не успел бы подготовиться к контрнаступлению, а с другой — холода не успели бы настигнуть французов раньше Смоленска или даже Березины⁹⁴⁸.

Если бы ушел... В том-то и дело, что, заняв Москву, Наполеон, по крайней мере в первые три недели, не мог уйти: он ждал со дня на день от Александра I просьбы о мире, «льстил себя надеждою, что Россия, раненная в самое сердце <...>, должна пойти на переговоры, как это всегда делали другие государства Европы, столицы которых он завоевывал»⁹⁴⁹. До тех же пор, пока мир не был заключен, он старался демонстрировать перед всей Европой «позу победителя», ибо понимал, что «оккупация этой столицы, поскольку он в нее вступил и так долго здесь остается, производит моральное впечатление <...> как на Россию, так и на Европу»⁹⁵⁰.

«ПЕРВЫЙ ГЕНЕРАЛ,

ПРЕД КЕМ НАПОЛЕОН БЕЖИТ...»