Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним, 1939–1945

Подсудимому отказывалось в каком-либо праве на получение официального обвинения или точного определения состава преступления, в котором его обвиняли. Он имел право только на общие расплывчатые определения, которые обвинение считало нужным ему предоставить. Ему отказывалось в праве ознакомиться с показаниями против него или присутствовать при даче таких показаний. В этом состояло фундаментальное отклонение от практики английского суда, где обвиняемый вправе знать не только точную формулировку предъявленного ему обвинения, но также ознакомиться с показаниями против него, присутствовать на даче показаний и участвовать в перекрестном допросе. Подсудимому отказывалось в праве оспорить правомочность суда или дать отвод кому-либо из состава жюри. Если бы процесс проводился военным судом, то есть трибуналом, фон Манштейн обладал бы правом предстать перед равными с ним по рангу офицерами. На деле никто из состава суда и близко не был равен званию фельдмаршала, а некоторые находились настолько же ниже ранга Манштейна, насколько простой рядовой солдат ниже действующего офицера. И это явилось серьезной помехой для защиты, поскольку только офицеры в должности командующего, напрямую подчиняющиеся своим правительствам, были бы состоянии понять проблемы, с которыми пришлось столкнуться фон Манштейну.

Но самым серьезным нарушением являлось то, что Королевское предписание лишало обвиняемого защиты, предоставляемой правилами снятия свидетельских показаний. Большинство людей понимают смысл слова «слухи» и знают, что основанные на слухах показания не могут быть представлены в английском суде. Старая поговорка гласит: «Слова солдата – не доказательство». В назначенном Королевским предписанием суде все сказанное или написанное неким солдатом даже много лет назад рассматривалось как свидетельство, вне зависимости от того, жив или уже умер солдат на момент проведения процесса. Слухи принимались к сведению независимо от того, получены ли они из первых, вторых или сотых рук. Обвинение могло предъявлять – и предъявляло – показания, данные людьми, которых оно отказывалось вызвать в суд или отказывало защите в их перекрестном допросе. Суду вменялось принимать все подобные свидетельства, поскольку они могли оказаться «полезными при доказательстве или опровержении обвинения». Всю свою историю английское законодательство придерживалось принципа, что основанные на слухах показания столь опасны, что не должны иметь ни малейшего веса в суде, и тем не менее суды над солдатами противника сами должны были решать, какое значение следует придавать основанным на слухах показаниям. На практике же обвинение полагалось на свидетельства, даже пятидесятая часть которых не могла быть принята во внимание английским судом. И наконец, обвиняемого лишили всех прав на апелляцию.

Немцы, чье состояние конфисковали, остались без средств на защиту; единственное предоставляемое им денежное содержание состояло из мизерных ежедневных выплат, которые могли делать местные немецкие власти через немецких же адвокатов обвиняемых. Никакой подготовительной работы не проводилось, и немецкий адвокат оказался абсолютно не в курсе английской судебной процедуры, на которой основывался процесс. В Германии, насколько нам известно, сторона защиты играет весьма незначительную роль. До суда они могли не видеть свидетелей, а вся процедура допроса и перекрестного допроса проводилась судьей, а не адвокатом. Таким образом, немецкие адвокаты не имели опыта и истинного понимания техники перекрестного допроса или снятия свидетельских показаний так, как знаем их мы.