Свидетель:
Мне доложили, что восстание подавлено, также меня проинформировали о потерях, наших и противника. Было убито 600 русских солдат, 200 взято в плен, и убито 1300 партизан. Сколько из этих вооруженных партизан убито в бою, а сколько было схвачено и расстреляно потом, мне не докладывали. На тот момент это не имело существенной разницы; наше положение было слишком серьезным, чтобы углубляться в подобные детали. Как бы там ни было, если всего в Евпатории убито 1300 партизан, то, по-моему, совершенно невозможно, чтобы впоследствии казнили 1184. Потери партизан в уличных боях должны были оказаться значительно более тяжелыми.Вопрос:
Фельдмаршал, что касается Евпатории – слышали ли вы что-нибудь о репрессивных операциях?Ответ:
Нет. О расстрелах, которые, как полагают, проводил майор Ризен, мне вообще не докладывали. Только о том, что в боях в Евпатории убито 1300 партизан.Вопрос:
Не случалось ли позднее подобного инцидента где-нибудь еще?Ответ:
Если бы я думал вообще о репрессивных мерах, то у меня имелось больше причин для репрессий десятью днями позже, в Феодосии. Город мы вернули, кажется, 16 января.[95] Во время русского десанта в боях принимали участие и гражданские; в Феодосии были убиты раненые, и гражданские принимали в этом участие. Я сам видел фотографии раненых немцев в бинтах, которых русские оттащили к морю и облили ледяной водой, так что раненые замерзли насмерть. И если репрессии против гражданского населения были бы оправданы, то Феодосия как раз такой случай. Но даже тогда я не отдавал приказа о проведении репрессий.Вопрос:
Проводилось ли расследование по этому случаю в Евпатории, и если да, то что оно обнаружило?Ответ:
Я приказал провести расследование в Евпатории, но оно относилось не к расстрелам. Следствие касалось поведения оккупационных войск во время русского десанта. У меня сложилось впечатление, что комендант Евпатории выполнял свои обязанности не должным образом и не сделал все от него зависящее. В связи с этим я могу добавить кое-что о расстреле, но это никак не связано с гражданским населением. Во время высадки русских румынский артиллерийский полк бежал, бросив орудия и едва не сдав позиции. Я отправил в Евпаторию, к командиру того артиллерийского полка, румынского офицера связи, чтобы передать ему, что если он немедленно не вернется на позиции, то будет расстрелян. Вот единственное, что я говорил по поводу расстрелов в Евпатории; я помню это совершенно точно.
Мое личное мнение состоит в том, что немцы, видимо, отправили в лагерь для военнопленных всех схваченных во время уличных боев, независимо от того, принимали ли они участие в боях. И я думаю, что, возможно, операция по инфильтрации как раз и проводилась для отделения тех, кто действительно участвовал в восстании, от схваченных в неразберихе боев, поэтому не исключена вероятность того, что под расстрел попали и невиновные. С другой стороны, нет свидетельств того, что Манштейн знал – или имел причины подозревать, – что шаги, предпринятые для выявления действительных участников боев, могли оказаться неадекватными. Сам Манштейн, занятый в боях за Феодосию, всего лишь получил рапорт, что такое-то количество партизан, принимавших участие в боях, расстреляно. Рапорт, который он отправил в группу армий «Юг», содержал следующее: «1306 партизан, гражданских и солдат в штатском, принимавших участие в боях, расстреляно в соответствии с законами военного времени».
Совершенно ясно, что люди в Евпатории были расстреляны потому, что их считали теми, кто незаконно участвовал в боях. Их расстреляли не в результате репрессивных мер за противозаконные действия других, а за их собственные противозаконные действия.
Я всегда полагал, что лучшим свидетельством в пользу Манштейна в связи с обвинениями по Евпатории была Феодосия, где он командовал прямо на месте событий. Здесь произошел один из самых жестоких случаев по отношению к раненым, однако после расследования Манштейн отказался накладывать какое-либо наказание на жителей города.
И когда Манштейн ответил: «…если бы я захотел принять репрессивные меры против Евпатории, то не стал бы перебрасывать туда пехоту; значительно проще было бы послать бомбардировщики…» – то в Гамбурге это прозвучало весьма убедительно.