Фельдмаршал Паулюс - от Гитлера к Сталину

31 июля 1944 года. Сегодня удалось переговорить с Винценцем Мюллером. Я продолжаю придерживаться своей прежней позиции, считая, что Гитлер успешно справится с восставшими генералами и будет в состоянии продолжать войну. Я верю, что фюреру удастся восстановить положение на Восточном фронте и добиться приемлемых для Германии условий мира.

Обращение 16 немецких генералов - "удар в спину германской армии", и объясняется это тем, что генералы подписали его под сильным впечатлением поражения. Сам я такого шага сделать не могу, так как это противоречило бы моим убеждениям.

2 августа 1944 года. Три часа подряд я вел сегодня разговор с полковником Штерном. Я заявил ему, что этот метод беспрерывного нажима, применяемый в отношении ко мне, вызывает только мое ответное упрямство и я под таким ежедневным нажимом не могу прийти к какому-либо новому решению.

Единственный вопрос, над которым я хочу подумать, - это вопрос участия в органах самоуправления на освобожденной территории Германии. Хотя этот вопрос является трудным, я еще не могу найти линию, которая бы позволяла мне принять активное участие в работе администрации на оккупированной территории Германии и одновременно не нарушала бы государственные законы моей родины.

3 августа 1944 года. Сегодня я сообщил русским, что в результате бесед с ними, а также под влиянием изменившейся обстановки и разговоров с Мюллером, я серьезно намерен пересмотреть свое отношение к публичному выступлению против гитлеризма, но мне необходима ее наиболее удобная форма, которая не была бы истолкована в Германии, как "удар в спину германской армии".

Говорят, что Турция разорвала дипломатические и экономические отношения с Германией... Вероятно, за этим разрывом следует ожидать высадки союзниками десанта на Балканах; наряду с другими целями, этот разрыв преследовал и удаление из Турции официальных немецких представителей и агентуры, которые могли обнаружить подготовку десанта.

4 августа 1944 года. Большая часть времени сегодня снова ушла на разговоры с господином полковником Швецом.

Я спросил его: "Какие предвидятся изменения в уже начертанной судьбе Германии, если я присоединюсь к движению?"

Он ответил: "Ваш призыв к армии означает спасение многих немецких жизней, ибо поднимает голос человек, которого уважает и знает вся армия. Он показывает выход из катастрофического положения.

С вашим присоединением к движению представительство новой демократической Германии становится серьезным фактором, который нельзя будет обойти, когда будет решаться судьба будущей Германии".

Я, усмехнувшись, спросил: "А заслуженные господа из Национального комитета?"

Полковник: "Заслуженные господа из Национального комитета заслужили себе полное право требовать от вас, чтобы вы присоединились к ним и стали во главе движения".

Я: "Но мне же говорят, что у меня нет совести..."

Полковник: "Вы должны понимать, что с вами говорил представитель государства, которое твердо хочет, чтобы это бессмысленное кровопролитие прекратилось - дискуссия по этому вопросу ведется с вами уже год, а вы выставляете наивные и смешные аргументы, чтобы обосновать вашу отрицательную позицию.

Положение выглядит так: 27 генералов немецкой армии говорят и пишут: "Необходимо убрать Гитлера - он нас вел и ведет в пропасть", - а вы маршал - молчите... Ваше молчание равно громкому призыву в этом специфическом моменте, призыву к продолжению кровопролития, а этого не допустят ни генералы, ни мы. Вы должны сказать решительное слово".

Я: "Если вы так ставите вопрос, то вы должны и понять, что я не могу менять свою позицию под нажимом ультиматума - я должен подумать; бесспорно, что беседа с генералом Мюллером внесла в мою концепцию новые элементы ориентации, но я должен их еще обдумать. Я должен всем этим поделиться со своими друзьями в Войково; потом я могу принять решение. Скажите, как обстоит вопрос с формированием немецкой армии из числа военнопленных?"

Полковник: "Насчет армии я точно не могу вам сказать, но, видите ли, до сих пор ее не сформировали, несмотря на то что массы немецких военнопленных требуют от нас создания такой армии - они хотят драться против Гитлера.

Но Красная армия исходит из эгоистических интересов при решении этого вопроса - она не заинтересована в том, чтобы немец стрелял в немца, но что во время оккупации Германии немецкие части будут нести службу внутреннего порядка - это не подлежит сомнению".

Мне понравился ответ на последний вопрос, и напоследок я ему сказал, что будущая дружба между нашими народами была бы в опасности, если бы Красная армия допустила такое положение, чтобы немец стрелял в немца и отвлекался от главной цели - Гитлера. Жаль только, что нет сведений из Германии и что русская пресса очень мало приводит сообщений по вопросу "путча".

8 августа 1944 года. Мне трудно писать эти строки. Видимо, такова моя судьба, если она приготовила мне такой крутой поворот. Сегодня я решился выступить против фюрера.