Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину

Итак, фельдмаршал Паулюс предпочел сдаться в плен, отклонив, по указанию Гитлера, все предложения советского командования по организации «почетного плена». Впрочем, тот плен, который был у фельдмаршала, в любом случае был почетным — это только его соотечественники застроили часть захваченных территорий конвейерами смерти. Отдельными или смешанными — для офицеров, евреев, солдат, мирных граждан, политических оппонентов и других категорий людей-недочеловеков (Untermenschen).

Многие современные историки сходятся во мнении, что между Советским Союзом и Германией периода Адольфа Гитлера было много общего. Сюда они относят репрессии против собственных народов, агрессивную внешнюю политику, направленную на захват новых территорий, милитаризм и стремление к мировому господству, любовь к своим вождям. Может быть, какие-то определенные параллели и можно провести, найти аналогии, отразить общие тенденции — оно и понятно: обе страны вынуждены были обмениваться всякого рода опытом с 1922 года, со времен заключения Рапалльских соглашений1.

Но если вожди Советской России и СССР, заявляя о будущей мировой революции, пытались осуществить ее в основном на основе собственного примера, то национал-социализм Германии пошел другим путем: не желая никого агитировать, он принялся покорять страны и народы с помощью грубой, вероломной, вооруженной силы, готовой раздавить любого, на кого укажет фюрер. И в этом уже значительная разница.

Потом, никто не задает себе вопрос о возможных последствиях максимального сближения позиций обеих стран в 1940 году, когда велись переговоры о присоединении Советского Союза к стратегическому союзу стран оси «Рим-Берлин-Токио»2. Что бы тогда делали страны «старой демократии», да и весь остальной мир? Но на этот политический шаг советское руководство не пошло, и в первую очередь — из-за неприятия целей и задач такого объединения.

Кроме того, «территориальные претензии» Советского Союза в этот период ограничивались пределами границ Российской империи, и не более того.

Огромная разница была и в отношении к военнопленным. Не подписав Женевской конвенции3 по обращению с военнопленными, Советский Союз тем не менее принял ряд внутригосударственных законодательных актов, четко регламентирующих отношение к военнопленным других государств— оно было значительно гуманнее1, чем отношение к собственным военнопленным, различными путями возвращавшимся из вражеского плена.

Необходимо добавить, что в некоторых случаях обязательная жесткая фильтрация (или государственная проверка) была оправданна — слишком уж часто под видом бывших военнопленных скрывались бывшие изменники родины, ставшие под знамена РОА, вспомогательных армейских частей и дивизий СС, других коллаборационистских подразделений для вооруженной борьбы с Советами. Хотя и принято считать, что последних было не более 140 000, к этой цифре следует подходить весьма осторожно — ведь были еще усердные полицейские и старосты, «специалисты» немецких оккупационных структур, агенты абвера, гестапо и других спецслужб Германии, торговавшие своей родиной и жизнями соплеменников в годы войны.

С незапамятных времен военнопленные представляли определенный интерес для противоборствующей стороны. Именно они могли дать подробные данные о состоянии, вооружении, количестве своих войск. Иногда данных даже одного пленного было вполне достаточно для будущей победы. Правда, не совсем понятно, почему у Паулюса вызвала недоумение информация о том, что офицеры НКВД осуществляют опросы немецких солдат и офицеров, получая нужную информацию. Ведь еще Сунь-Цзы2 писал: «То, что называют «предвидением», не может быть получено ни от духов, ни от богов, ни путем проведения аналогий с событиями прошлого, ни посредством расчетов. Оно должно быть добыто от людей, знакомых с положением противника». Комментарии излишни.

Как бы там ни было, но фельдмаршал Фридрих Паулюс добровольно пошел в плен, так же как и все остальные члены его штаба, включая генерал-лейтенанта Вальтер Шмидта, выдвиженца покойного к тому времени, некогда всесильного шефа РСХА Гейдриха1, мучительно боявшегося жестокой большевистской расправы.

О первых днях, проведенных фельдмаршалом в советском плену, вряд ли мог более полно рассказать кто-либо, кроме младшего лейтенанта Евгения Тарабрина2, знаменитый дневник которого был не так давно опубликован3. Именно с этого человека начался долгий, кропотливейший процесс «перевоспитания» Паулюса. Задача была одна — получить информацию о настроениях фельдмаршала и двух офицеров, ближайших его сподвижников, начальника штаба и адъютанта4 (офицера IIа5).