Фельдмаршал Румянцев

В прошлом году, после Кагульской баталии, Румянцев писал визирю. Так что опыт дипломатической переписки у него уже имелся. Конечно, он напишет письмо, может, не такое сухое, как там было подготовлено в Петербурге. У него есть тут замечательные помощники, умеющие писать красочные письма. Но опять-таки неясно, какие условия предъявлять при этих переговорах. Он понимает, что условия мирного договора вырабатываются в ходе переговоров, но все-таки какие-то предварительные наметки должны уже быть сейчас… А их нет! И снова он будет ходить как в тумане. Видны лишь контуры предмета, а вся суть, красочность его расплываются, ускользают от взгляда… Ничего определенного не скажут, а сами ждут положительного итога. Вот так же получилось со строительством Дунайской флотилии. Кому непонятно, что это необходимое и важное дело! А как оно было поставлено практически? Прислали от Адмиралтейства капитана флота Нагаткина, который вроде бы ретиво взялся за дело, а потом искренне и не обинуясь признался, что он сам несведущ в части построения судов и не способен распоряжаться строительством судов. А потом вообще свалился в тяжелой болезни, и никто не смог его заменить, теперь же подал челобитную об отставке. И разве он, фельдмаршал Румянцев, чистосердечно не изъяснялся пред ее императорским величеством, что ему тоже отнюдь не знакомы дела вооружения морского? Так не вняли его просьбе и не освободили его от этих дел. А если уж Петербург считает, что надобно и здесь производить строение, в таком случае пусть определят человека, знающего все части ремесла морского, который бы своим появлением снял бы с него заботы совсем неизвестных ему дел… Вот так и всегда… То мысли вертелись вокруг высоких масштабных дел, то вокруг совсем ненужного ему дела. Мелкие дела всегда имеют способность заслонять великие. Сколько уж раз было говорено, чтобы обращались к своим непосредственным начальникам! Нет, всем нужна резолюция самого фельдмаршала, а потому и в отпуск не пускают… Столько дел накапливается за день, что и ночью приходится работать.

7 декабря 1771 года Румянцев, умоляя освободить его от забот о строительстве Дунайской флотилии, писал Екатерине II: «…На сие ожидаю Всемилостивейшего повеления…»

Эта мольба была услышана в Петербурге, и вскоре в Яссы прибыл адмирал Нольс, которому были переданы все дела капитана Нагаткина, и Румянцеву оставалось лишь «удовлетворять его требованиям, отдав теперь всех офицеров флота с их командами в его ведомство и суда, которые он найдет годными к морскому плаванию».

Не успел избавиться от одного, как новые заботы захлестнули фельдмаршала.

Шла весна 1772 года.

Глава 6 Время дипломатических игр

Румянцев проснулся и потянулся, пораженный мгновенно наступившей тишиной. Только что он явственно слышал ржание коней, топот ног, выстрелы и крики, ощущал горьковатый дым лагерных костров и запахи немудреной солдатской пищи…

И все это исчезло так же внезапно, как и возникло… Значит, это ему приснилось?

Что ж, не так уж плохо оказаться после стольких дней лагерной жизни снова в мягкой постели, под роскошным шелковым одеялом. Вот стоит ему сейчас дернуть за шнурок, как в дверях появится камердинер с готовой одеждой… Но рука, уже готовая дернуть этот волшебный шнурок, замедлила свое движение и упала на одеяло. К чему спешить с утренним туалетом, кажется, ему некуда торопиться? Дела все сделаны еще вчера, отправлены письма, отданы распоряжения по управлению Молдавией и Валахией… Но разве можно сказать, что все дела сделаны? Нет! Постоянно возникают новые и новые, столь же неотложные и важные.

Вот сколько уже дней он ждет ответа визиря на предложение о перемирии… А его все нет и нет. Сколько ж можно проливать кровь народов! Еще в декабре прошлого года казалось, что мир близок. Только начать переговоры, как тут же мирный договор можно подписывать, настолько казалось все ясным и простым: Россия не может больше терпеть такого соседа на южных своих границах, как крымские татары, принесшие своими разбойными набегами столько горя русскому да и кавказским народам. Как не может Россия больше жить и торговать без Черного моря. Два важнейших вопроса должны быть наконец-то решены раз и навсегда. Сама жизнь уже решила их, нужно только утвердить их в договорах между державами… Так думал не только он, фельдмаршал Румянцев, но и российская императрица. Правда, кажется, и она излишне поторопилась, посчитав, что стоит ей высказать прусскому королю свои заветные желания, как тут же они будут исполнены. Пока король передал своему министру Цегелину в Константинополь, пока тот согласовывал свои действия с австрийским министром Тугутом, пока вместе они не обратились к визирю, пока…