Фельдмаршал Румянцев

В августе прошлого года получил он письмо от императрицы, в котором она извещала его о том, что его сыновья Николай и Сергей пожалованы в камер-юнкеры высочайшего двора; разве это может не радовать отцовское сердце, когда перед его сыновьями открывается столь лестный жребий! Что может быть больше этой радости? Или вот получил он уведомление о пожаловании ордена Святого Александра давнему его другу и сослуживцу еще по Семилетней войне Александру Ильичу Бибикову, и эта весть обрадовала его, ибо сей знак высочайшей милости получен в воздаяние славных трудов, Отечеству полезных. Румянцеву был по душе этот благородный, честный, талантливый генерал, который без тени недовольства поехал в Польшу, принял начальство над русским корпусом и своим обходительным отношением быстро завоевал сердца короля Станислава-Августа, его министров и влиятельных магнатов. Он соединил раздробленные русские отряды в несколько крупных и расположил их таким образом, чтобы контролировать положение в стране, лишив конфедератов прежней свободы действий.

То кротостью и снисхождением, то твердостью и суровостью, то бескорыстием и любезностью славный друг Румянцева завоевал доверие многих польских вельмож, а главное, снискал благосклонность красивейших женщин, которые всегда оказывали столь значительное влияние на дела в государстве. Король, его братья и дядья почувствовали слабую сторону Бибикова: легко увлекается женщинами; вот и командуют им то жена маршала Любомирского, то жена гетмана Огинского, то другие красавицы, подставленные королем. Чарторыйский – канцлер, эта старая лисица, вызвал с той же целью из Литвы дочь Пршездецкого. Бибикову не дают ни одного дня отдыха: то охота, то загородная прогулка, то бал, развлечения всякого рода, сопровождаемые самой низкой лестью и угодничеством со стороны поляков. И таким образом держат его в цепях. «Нет, Бибиков не только «пожиратель женщин», но и замечательный человек, полезный своему Отечеству. Он еще покажет себя у нас, в нашем Отечестве. Не зря ж его избрали маршалом депутатского собрания, на котором зачитали большой наказ, вечный памятник мудрости Екатерины II, который можно назвать всеобщим законоположением и всем земным обладателям наставлением. Пусть женщины… А кто устоит перед красотой и наслаждением, от них испытанными? Ведь и наша императрица не отказывается от наслаждений, что нам-то, грешным, остается…»

Румянцев вспоминал красивое умное лицо своего друга, который не раз бывал у него в Глухове. Не раз сидели они за общим столом, поверяя друг другу сердечные тайны.

Крепко угнездившись в кресле и перебирая на столе памятные бумаги, Румянцев вдруг обнаружил под рукой высочайший рескрипт, который императрица прислала ему сразу же после крушения Фокшанского конгресса. Послание было отправлено 4 сентября, где-то недели через две получено, когда верховный визирь и он, фельдмаршал Румянцев, начали переговоры о возобновлении мирной конференции. И она, российская императрица, выражает надежду на возобновление прерванной негоциации, но для этого необходимо возбудить в турках новую к тому склонность и собственное желание. «Вроде бы не мы навязываем им мир, а они сами его желают». «Испытав многими и отличными опытами искусство ваше, – читал Румянцев дорогие ему слова рескрипта, – купно же и патриотическое усердие к службе нашей и отечества, имеем мы наперед твердую надежду, что вы потщитесь в полной мере оправдать нашу в толь важном случае на вас возлагаемую доверенность…»

Конечно, что греха таить, ему было лестно читать признание его полководческих заслуг и высокое доверие, которое ему оказывали и на этот раз, представляя к новым лаврам. И этот случай состоял в том, что если переговоры с турками не возобновятся, то она предлагала, нимало не теряя времени, нанести неприятелю чувствительный удар. В чем же может состоять этот удар? Или в том, что он, Румянцев, разгонит главную армию верховного визиря; или в том, что он разгромит какой-либо знатный корпус его войск. В обоих случаях она предлагала произвести поиски таким образом, чтобы этой победой закончить очередную кампанию.

Конечно, ничего нет лучше, чем разгромить главную армию верховного визиря, войти в Константинополь и предъявить султану ультимативные требования. Но в жизни так не бывает, особенно в войне: и турки желают победить, а не только русские. Привыкли в Петербурге к нашим победам и думают, что они легко достаются. А на деле совсем не так.