Фельдмаршал Румянцев

В первые дни июня Румянцев не знал отдыха. Болезненные припадки, совсем недавно еще терзавшие его, отступили, и он целые дни проводил на коне или в штабе за картой. Курьеры к нему и от него скакали то и дело. Барона Вейсмана предупреждал, что он должен уведомлять его о всем происходящем с его корпусом «наичастее», «что вы предпримете и что в рассуждении положения неприятельского приметите собственным обзором или по известиям», советуя ему: «своих курьеров ко мне отправляйте чрез реченный пост наш Гирсовский». Фельдмаршал снова выражает недовольство Потемкину, который после первого рапорта, уведомлявшего о попытках неприятеля захватить один из островов по Дунаю, умолк на некоторое время. «Ваше превосходительство вышеупомянутым своим обвещением о переправе неприятельской обратили все мое к Вам внимание, но… я не имею от Вас доселе… уведомлений, которые должны следовать… без промедления, потому и примите Вы навсегда за правило, чтоб есть ли где откроются неприятельские действия, столько о первом их явлении, сколько и как продолжаться будут или же исчезнут, подавать бесперебойно…»

И понятно, что к Румянцеву стекалась вся информация о неприятеле и о том, что предпринимают против него все отдельные корпуса армии. Он прекрасно понимал, что в такой ответственный момент армия должна соблюдать строжайшую дисциплину, и наводил ее железной рукой.

Перед тем как перейти в Задунайскую область, фельдмаршал обратился к населению ее с манифестом, призывая турецких жителей к спокойствию во время движения русских войск. На турецком, болгарском, «волоском» и греческом языках объявлялось всем жителям, как «благочестивым христианам, так и исповедующим закон Магометов», что русская армия в прошлом году не распространила «вдаль завоеваний и всякое неприязненное действие» только потому, что Порта Оттоманская искала мира. Теперь же, «по единой Порты непреоборимой претительности к восстановлению покоя и тишины», «с окончанием перемирия восприяла российская императорская армия и паки свои военные действия, приступая теперь перенести твердым образом свое оружие за реку Дунай». «Предуведомляя о том всех и каждого жителей супротивной стороны Дуная, – говорилось в манифесте фельдмаршала Румянцева, – подаю я им вместе и то им обнадеживание, что лютость и грабление никогда не были и не будут свойством российских войск, что меч казни и отомщения простираем мы только на одних противящихся неприятелей и благотворим, напротив, всякому прибегающему под защиту российского оружия и оному повинующемуся. Примером сего последнего суть все обыватели, покойно всем своим добром пользующиеся, в странах, завоеванием в руки россиян доставшихся, и еще пример новейший подают многие семьи самих турков, которые теперь, при разбитии неприятеля при Бабадаге и при Карасу, добровольно просили себе приселения на левый берег Дуная и приняты здесь нами с обязательством всякого им благодеяния…»

Этот манифест был объявлен при вступлении в задунайские области. И Румянцев свято соблюдал его положения и свое слово.

Казалось бы, все готово к переходу армии через Дунай. Но Румянцев вновь и вновь посылает ордера Суворову, Потемкину, Вейсману, чтобы еще раз напомнить своим подчиненным о необходимости взаимодействовать друг с другом для достижения общей цели – безопасной переправы через реку главного корпуса армии и стремительного нападения на крепость Силистрию. 4 июня он, минуя графа Салтыкова, непосредственно обращается к Суворову, уведомляя его о тех предприятиях, которые задуманы им для осуществления переправы: 7 июня генерал Вейсман рано утром атакует неприятельский пост в Гуробалах. Одновременно с ним, переправившись на тот берег на судах, поведет наступление на Гуробальский пост Потемкин. В тот же день и главный корпус армии выступит к Гуробальской высоте и займет исходное положение для переправы. «При таких наших предположениях, – писал Румянцев Суворову, – от сей стороны рекомендовал я г. генералу и кавалеру графу Салтыкову усилить вашу часть потребным войском, дабы вы, пользуясь смятением внизу неприятельским… учинили от своего поста поиск на Туртукай». Румянцев рекомендует Суворову, если возникнут серьезные препятствия для осуществления поиска, просто озаботить неприятеля «демонстрациями своих к тому намерений», «чтоб он по вниманию на ваши предприятия не мог к другим местам дать помощи»; а если он будет повергнут в смятение, то этим можно воспользоваться по своему усмотрению.