Фельдмаршал Румянцев

Теперь неприятель будет одновременно занят на всех участках и привязан к обороне. Так что думать о совместных действиях или хотя бы подать малейшую помощь кому-либо из своих он не сможет. И ежели в той или другой части успех будет отвечать его намерениям, думал Румянцев, то уж он не упустит случая, чтобы развить и укрепить его. Если бы еще вовремя прибыли полки из Польши… Как он их ждал, не открывая заключительную часть кампании! Но в молдавские границы они вступили только в середине октября, да и то командующий ими генерал-майор Лопухин сразу же рапортовал, что по случаю суровой осенней погоды в полках увеличилось число больных, а многие повредили ноги на марше, и потому колонны вынуждены делать малые переходы. Ясно, что приход этих полков только умножит тягость расходов на их пропитание.

Октябрь был на исходе. Болезнь, чуть-чуть отпустившая фельдмаршала в сентябре, когда установилась теплая, ясная погода, снова скрутила его, как только пришло ненастье. К этому времени все европейские армии располагаются, по обычаю давно принятому, на зимние квартиры. А у него, Румянцева, половина армии еще воюет, и он не может точно предсказать, когда нынешняя кампания закончится, а главное, чем она закончится.

Получив разрешение от императрицы, Румянцев перебрался в Браилов. Но близость Дуная по-прежнему сказывалась на его состоянии, а потому он удалился в Фокшаны, где было несколько поменьше ветров и сырости. Два жестоких припадка, от которых он находился в «тягчайшей слабости», приковали его на какое-то время к постели еще в лагере. Врачи советовали ему покинуть неустроенность лагерной жизни, но ради службы Румянцев не щадил себя. Он не удалился ни от службы, ни от дел. Конечно, он понимал, что для пользы службы должен быть подвижным, чтобы вовремя одушевить и поддержать свои войска, знал также и то, что начальствующее лицо многое утрачивает в своих распоряжениях, если оно находится в болезненном положении и не может собственными глазами видеть состояние своих войск. Но у него все было под рукой: карты, схемы движения корпусов, донесения и рапорты начальников и командиров.

Мысли его были прикованы к Задунайской области, где действовали два корпуса под водительством барона Унгерна и князя Юрия Долгорукова. Сначала Румянцев был доволен их действиями, активными и согласованными. Так, полковник Денисов, проявив воинскую смекалку и хитрость, заманил неприятеля в ловушку и уничтожил пятьдесят турок и взял семерых в плен. И потом два корпуса, согласно между собой действуя, обратили в бегство неприятельские силы под Карасу, уничтожая сопротивляющихся и забирая в плен складывающих оружие. Убитыми турки потеряли около полутора тысяч, а взято в плен 772 человека, в том числе трехбунчужный Омер-паша, Испир-чауш, Мегмет-паша, Осман-чорбаджи. Убегая, турки оставили весь лагерь с палатками, И пушек, 18 знамен, 3 бунчука и немалое число ящиков со снарядами и разных экипажей.

Пленные показали, что совсем недавно под командой Нуман-паши в Карасу было до двадцати пяти тысяч войска, но визирь лишил его чинов и сослал в замок Кавалакалесы «за… худые его успехи в сражениях». Вновь назначенный сераскир – трехбунчужный Дегистанли-паша – приказал отступать обозам и части пехоты, оставив всего лишь 15 тысяч войск, но и эти войска при виде стройных каре Унгерна и Долгорукова «бросились в бег». Дорого обошлось им это бегство… Пленные потом рассказали: Черкес-паша, высланный для рекогносцировки вперед, доложил сераскиру, что русских идет около 60 тысяч, и тут единственным спасением, с их точки зрения, был стремительный бег…

Румянцев был доволен и тем, что Унгерн и Долгоруков овладели городом Базарджиком, обратив в бегство трехтысячную конницу все того же Черкес-паши. Жители покинули город, кроме малого числа обедневших христиан и турок. Победителям досталось 18 пушек и 1 мортира, «несколько муки и довольное число ячменю и сена», что и послужило для продовольствия русских войск, на несколько дней оставшихся в городе для того, чтобы отдохнуть после изнурительных маршей.

Румянцев, предчувствуя военную удачу, которая наконец-то точно совпадала с планами Петербурга, предложил барону Унгерну «по лучшему его на месте усмотрению простерти свои поиски на Шумлу и на Варну, ища всего того лишить неприятеля, где бы он в той стороне мог иметь на зиму себе снабжение и убежище». Он приказал также генерал-поручику Глебову, ставшему вместо Ступишина командующим главным корпусом армии, выступить с полками от устья реки Яломицы к Гуробалам, разбить свой лагерь на высотах на берегу Дуная и демонстрировать свои намерения переправиться на правый берег.

Через несколько дней и Глебов, и даже граф Салтыков перешли на супротивный берег Дуная и готовы были, установив связь с передовыми корпусами, идти к Шумле. Но обстоятельства оказались вновь неблагоприятными для исполнения планов главнокомандующего.