Фельдмаршал Румянцев

А утомляющих забот действительно было хоть отбавляй. После перемен в Константинополе до Румянцева стали глухо доходить слухи и подлинные известия о возможных переменах и в Петербурге. Все большую силу приобретал там Григорий Александрович Потемкин. Как пойдут дела после его «воцарения» в Зимнем дворце? Во всяком случае, как военный он не пользовался большим уважением в армии. Многие, в том числе и Румянцев, видели в нем человека «ума пребольшого, но к военной службе ниже малейших способности не имевшего»: «и корпус его так был расстроен, что в армии корпус сей прозван был мертвым капиталом» (из «Записок» Юрия Долгорукова). Потемкину пожаловали чин генерал-адъютанта ее величества, перевели в покои Зимнего дворца. А уж это всем было ясно, что значило в те времена: он стал новым фаворитом, сменив Васильчикова.

Но опасения Румянцева оказались напрасными. Из писем Екатерины Михайловны многое стало ему известно о придворной жизни, о переменах, происходящих в Петербурге. А главное – не болит душа о судьбе сыновей: Михаила полюбил Потемкин («Мишу очень ласкает и сам к нему часто ходит»), а младшие получают образование под руководством знаменитого барона Гримма. Из письма супруги Румянцев узнал, что к нему в Яссы вскоре прибудут принцы Дармштадтский, Голштинский, братья Вальденские. А из приписки Михаила он узнал, что сын «прошедшее воскресенье обедал у государыни» и она с ним «долго говорила».

И Румянцев с нетерпением стал ждать сына, который, по словам матери, много новизны ему откроет о переменах при дворе. Что же, Румянцеву приходилось с этими переменами считаться. С братьями Орловыми он установил хорошие отношения, хотя и не все их поступки и мысли ему были по душе. А в общем-то все они, славные патриоты, сильные, могучие красавцы, высоко ценили его как полководца, помогали ему чем могли. Что-то будет теперь?

Хотелось бы в этом году побыстрее выйти в поле и показать неприятелю свою готовность к боевым действиям. Но вот снова помешали неблагоприятные погодные условия и задержали войска на зимних квартирах. Прошла первая неделя апреля, а еще нигде нет подножного корму. А все потому, что после того, как сошел снег, подули холодные ветры, продолжающиеся повседневно. Они-то засушили землю так, что без обильного дождя трава в рост не пойдет. А дождя все нет и нет. Вот ведь как бывает… В прошлую осень дождь залил всю округу так, что его курьеры по неделе сидели на берегах Дуная и не могли перебраться с одного берега на другой, а сейчас ни одной капли дождя…

Еще в конце февраля Румянцев получил из Царского Села рескрипт, в котором Екатерина II высказывала уверенность, что смерть Мустафы и возведение на турецкий престол его младшего брата Абдул-Хамида должны произвести в серале внутреннее волнение, а потому и некоторую расстройку в общих политических делах и военных приготовлениях Порты Оттоманской. Она предлагала воспользоваться возможной оплошностью в делах неприятеля и послать против него достаточно войска на супротивный берег Дуная и ударить одновременно или порознь на Силистрию и Варну.

Нет, она вовсе не настаивала на немедленных действиях, весьма деликатно и осторожно полагаясь на его искусство и благоразумную предусмотрительность в организации такой экспедиции. Варна и Силистрия ей нужны как необходимые и действительные средства к принуждению турок к столь вожделенному миру. Она правильно рассуждала, что турки после такого поражения, вполне возможно, будут испытывать страх оказаться в плачевном состоянии и, вполне возможно, запросят возобновления мирных переговоров. Вот на этот случай государыня уполномочивает его, фельдмаршала Румянцева, вести переговоры с верховным визирем для того, чтобы выиграть время и сократить всякие затруднения. Только теперь он получил полную доверенность Петербурга для ведения военных и мирных дел своего Отечества.

Румянцев прекрасно понимал, что теперь многое будет зависеть от его искусства военачальника и благоразумной предусмотрительности полномочного министра в переговорах. И было бы странно, если б он при решении столь важных государственных дел выказывал торопливость, понимая, что кампания 1774 года должна быть последней в этой войне. И потому так тщательно выверяет он каждое свое распоряжение, каждое действие подчиненных ему войск и своей походной канцелярии. Он возобновил переписку с верховным визирем, с рейс-эфенди, с Обрезковым, по-прежнему проживавшим в Романе, местечке недалеко от города Яссы.