Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли

В этой связи Барклай предлагает монарху опубликовать отчет о действиях руководимых им армий в ходе войны; в частности, он пишет: «Известный отзыв князя Голенищева-Кутузова, что отдача неприятелю Москвы есть следствие отдачи Смоленска, к сожалению, подтверждает в умах многих сии ужасные для чести армий и предводительствующих ими заключений. Я менее всех должен быть равнодушен к ним и более всех нахожу себя в обязанности защищать честь армии и честь мою собственную, сорокалетней службою и увечьем отягощенную. Изложив отчет о действиях 1-й и 2-й Западных армий в продолжении нынешней кампании и о прямых причинах отступления их, я приемлю смелость повергнуть оный правосудному вниманию и всеподданнейше молить Вас о повелении обнародовать его через публичные ведомости. Отечество и целый свет увидят здесь истину во всей наготе ея, и уста злословия к успокоению общему умолкнут». И далее: «Благомыслящие сами увидят истину объяснений моих, перед недоверчивыми оправдает меня время, пристрастные изобличатся собственною совестью в несправедливости своей, а безрассудных можно, хотя и с сожалением, оставить при их заблуждении, ибо для них и самые убедительные доводы не сильны».

Впрочем, только ли это беспокоило больного генерала? Были и другие причины. Прежде всего следовало решить, куда же ехать. То ли в Петербург к семье, то ли в объезд столицы для уединения в своем небольшом имении. Однако приезд в столицу возможен был лишь с высочайшего позволения. Все еще не теряя надежды на встречу и общение с монархом, Барклай посылает испрошение на приезд в Петербург своего адъютанта. Ответа не последовало. Немного оправившись от болезни, Михаил Богданович продолжает свой путь на Новгород, а затем по направлению к Дерпту в Феллинский уезд Лифляндской губернии, в имение Бекгоф.

Другим поводом для беспокойства было бедственное положение семьи отставного генерала, не имевшего других доходов, кроме получаемого им по службе жалованья. Вот почему по дороге в Бекгоф он пишет жене в Петербург: «Готовься к уединенному и скудному образу жизни, продай все, что сочтешь излишним, но сохрани только мою библиотеку, собрание карт и рукописи в моем бюро».

По прибытии в Новгород Барклай отправляет отчет о военных операциях в кампании. В препровождении же пишет: «Государь! Не получив позволения приехать в Петербург для восстановления моего здоровья, я не могу питать более надежды пасть к стопам Вашего Императорского Величества. Вследствие чего прилагаю при сем краткий очерк событий этой кампании. По крайней мере, я убежден, что ничто в мире не может отнять у меня того, что я был полезен Государю и Отечеству в самую критическую минуту. Я вел операции армий так, что неизбежным следствием их должно было быть истребление неприятеля, а под Бородином и Москвою, смею сказать, я спас армию и империю — драгоценное убеждение, которое мне дает неистощимый источник утешения до конца моей жизни».

Впрочем, спокойствие и рассудительность снова возвращаются к нему. Отношение к повсеместной неприязни стало другим. «Тот, кто бросит теперь, может быть, в меня камень, позже отдаст мне справедливость», — скажет он своему адъютанту.

Итак, в ноябре 1812 года, после бурных событий, генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай де Толли оказался в совершенно непривычной для него обстановке, в тиши и спокойствии имения, в кругу семьи и близких ему людей. Здоровье его пошло на поправку.

Здесь получено было письмо от императора. То ли оценив наконец стратегию военного экс-министра, то ли потому, что обстановка в войне складывалась в ту пору довольно благоприятной, так или иначе, но тон письма, в отличие от прежних, был совершенно иным.

Трудно отличить искренность от лицемерия, но царь уверял Барклая в своем уважении, дружбе и желании встретиться. При этом, конечно же, не преминул пожурить за недостатки и упущения начального периода войны, свалив большую часть собственных ошибок на Барклая.

В заключение, обрисовав обстановку, коя вынудила монарха к назначению Кутузова, Александр внушал надежду на скорое возвращение генерала в действующую армию. «Борьба еще не закончена, — писал он, — и она даст Вам полную возможность проявить ваши военные достоинства, которым снова начинают отдавать должное». И что особенно важно было для Михаила Богдановича: «Я прикажу напечатать нечто вроде мотивированного оправдания Вашей деятельности, воспользовавшись присланными Вами мне материалами».

Окрыленный монаршей милостью, надеясь на встречу с царем, Михаил Богданович (все еще в сопровождении врача) приезжает в Петербург. Однако выяснилось, что император к встрече вовсе не стремился, очевидно, потому и письмо писал незадолго до своего отъезда в Вильно.

Что же касается высшего света столицы, то по-прежнему считая Барклая виновником всех бед и несчастий, столичное общество продемонстрировало ему «великолепный ледяной прием».

Так ни с чем и вернулся он от Советского подъезда Зимнего дворца.[76]