Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте

Анна Петровна Кобак через полвека с лишним узнала о том, как погиб ее отец в 1938 году.

В село Ахины, что к югу от Байкала, в столыпинскую реформу из Белоруссии переселились крестьяне. Петр Филиппович Кобак среди них – самый энергичный, мастеровитый, уважаемый. Столяр-краснодеревщик, хотя на германской войне поранило ему руки. Правую особенно сильно задело – перебито сухожилие, пальцы с тех пор не сгибаются. Построил переселенец дом из лиственницы, да не лачугу – большой, из трех комнат. Забор врыл. Все это прочно стоит и поныне – спустя сто лет. Шестеро детей Кобака не знали голода.

В 1931-м докатилась до Восточной Сибири коллективизация. Крепкие мужики против. И Кобака как самого авторитетного из них ссылают с клеймом кулака в Бодайбинский район – на реку Витим, в поселок Нерпо. Детей Кобаки пока оставили добрым людям. А через год, когда мать приехала их забирать, увидела, что им в ссылке живется лучше, чем здешним в колхозе.

Петр Филиппович не опустил свои покалеченные руки. Всей семьей – родители, сын Михаил и четыре девчонки – наметили в тайге семь делянок, выкорчевали пни, распахали, стали выращивать картошку и овощи. Кобак сделал бочки под соления. Вырыл землянку, утеплил – для поросенка. Каждые полгода у них три-четыре пуда мяса, свои колбасы. Петр Филиппович служил механиком на лесозаготовках. Сделал парты с открывающимися крышками для школы, преподавал здесь уроки труда, вечерами скрюченной рукой заполнял школьные журналы. С такими людьми не пропадет русская земля, разве не так?

В 1938 году Петра Филипповича увезли в Бодайбо. И там 7 июля расстреляли как «активного участника контрреволюционной организации». Нашли такую в таежной глуши! В тот год в захолустном Бодайбо расстреляли более 950 «контрреволюционеров», их фамилии позднее опубликовали местные газеты.

Семья Кобака и в войну не голодала. Делянки продолжали приносить спасение. И соседей подкармливали. Сын «контрреволюционера», Михаил, в 1943 году погиб на фронте. Дочери Кобака выучились, внуки его стали довольно известными людьми в своих областях.

Через 55 лет Анна Петровна после долгой переписки получила документы из комиссии по реабилитации. В протоколе допроса: «кулак», «бывший унтер-офицер». Подписан каракулями – пальцы-то у краснодеревщика не сгибались. От момента ареста до расстрела прошло 38 дней. Решение принято «тройкой», страшно отпечатавшейся в памяти миллионов. Без «либеральной канители», в режиме «разящего, сокрушительного удара». То, о чем мечтали пламенные революционеры, так и не вернувшиеся с Гражданской войны.

Но они же этого не хотели!

А их потом и не спрашивали.

Последний бой

В юности Феликс Дзержинский был уверен, что погибнет от «врага», которого носит в себе, туберкулеза легких, и даже подсчитал, когда это произойдет. Вышло не совсем так.

В начале 1920-х врачи обнаруживают у Дзержинского тяжелое заболевание сердца. Ему советуют «умерить страстность в работе», спать не менее 8 часов в день, отдыхать после обеда, два месяца в году проводить в санатории на Черноморское побережье. Если не соблюдать такой режим, то финал может наступить в любой момент. На 49-м году жизни Феликс Эдмундович – физически изношенный человек. Он располнел, с трудом поднимается по лестнице, не спит по ночам от кашля (оставаясь заядлым курильщиком). Но прежние энергия, «страстность в работе» при нем. Тот же аскетичный облик – гимнастерка, начищенные сапоги, шинель, фуражка с красной звездой. Поэтому в глазах окружающих он прежний «железный Феликс». Специалистам в ВСНХ невдомек, что их руководитель несколько раз подавал прошения об отставке (не по состоянию здоровья, а из-за несогласия с политикой «этого правительства»). Лишь близкие Дзержинскому люди понимают, что он «на грани».

3 июля 1926 года Феликс Эдмундович пишет надрывное письмо наркому рабоче-крестьянской инспекции Валериану Куйбышеву. Начинает с «соображений о системе управления», продолжает о том, что устал от нынешнего положения, и завершает словами:

«Я не могу быть председателем ВСНХ при таких моих мыслях и муках. Ведь они излучаются и заражают! Разве ты этого не видишь?»

Товарищи по партии встревожены его состоянием. Не пора ли ему сменить место работы? Куйбышев готов уступить Дзержинскому свой пост главы РКИ, о чем пишет председателю правительства Алексею Рыкову:

«Дело с ним настолько серьезно, что соображения о моей амбиции должны отойти на задний план».

Рыков:

«A что, если его назначить председателем Совета труда и обороны?»

Куйбышев:

«Это исключено. У него много инициативности, но нет системы в работе, осязания всей сложности явлений. В ВСНХ преимущества инициативности еще могут перевешивать недостатки Феликса как руководителя, но в Совете труда и обороны это уже не выйдет».

Рыков:

«Я боюсь, что его нервность и экспансивность могут довести до беды».