Э.-Э. Ш
. «Обогащен», может быть, не совсем удачное слово, правильнее сказать «превзойден». Буддизм со своей теорией кармы и переселения душ создает связь между всеми живыми существами. Мы воплощаемся в разных животных – значит следует уважать всю природу. В буддизме граница между человеком и животным проведена не столь четко, как в сознании западного человека, она становится размытой. В буддизме человек не является центром мира. Буддизм экологичен.
Б. М. Но, выдвигая теорию переселения душ, буддизм не дает ее доказательств…
Э.-Э. Ш
. Вам известна религия, которая давала бы доказательства? Если у доктрины имеются доказательства, это уже не религия, а наука. Ни одна религия не содержит истины.
Б. М. Хотя все они на нее претендуют…
Э.-Э. Ш
. Религии побуждают нас верить во что-то, соглашаться с определенным ви`дением мира, но ведь ясно: верить – совсем не то же самое, что знать. Мы можем принять то, чему учит религия, но не должны непременно считать ее догмы истиной.
Б. М. Какой же смысл тогда принимать эти догмы?
Э.-Э. Ш
. Надо допустить существование тайны, надо признать наше невежество. Нам необходимы схемы вселенной, вносящие в хаос хоть сколько-нибудь смысла и порядка. Кроме видимого мира, нам необходим мир невидимый, составляющий его тайную основу.
Б. М. А это уже выдумки?
Э.-Э. Ш
. Выдумки, но неизбежные. И откуда вам известно, что какая-то из этих выдумок не окажется правдой? Сила буддизма в том, что он соединяет крайности: с одной стороны, он очень практичный, даже приземленный, когда нужно помочь уменьшить страдания, с другой – глубоко поэтичный в своем великолепном видении космоса.
Б. М. Разве можно принимать поэзию всерьез?
Э.-Э. Ш
. И даже более, чем что бы то ни было, потому что поэзия затрагивает все стороны духа – ум, воображение, чувствительность, память! К тому же мне иногда кажется, что математика – тоже одна из форм поэзии. Кто не испытывал восторга перед изящным уравнением, гениальной аксиомой, завораживающей ум теоремой?
Б. М. Поэтому вы и написали о Миларепе – мудреце и поэте?
Э.-Э. Ш
. Миларепа был великим учителем тибетского буддизма. Родившийся в 1040-м, умерший в 1123 году[37], он оставил две книги – «Жизнь Миларепы» и «Сто тысяч песен», где идет речь о его жизненном пути и учении. Это основополагающие книги, своего рода евангелия, продолжающие питать тибетский буддизм.
Б. М. Что вас так привлекает в Миларепе?
Э.-Э. Ш
. Пройденный им путь… В молодости он совершает преступления, мстит за себя с помощью черной магии; это разрушитель, кровожадный, бесчеловечный тип, начисто лишенный жалости к врагам. Но потом его начинает мучить совесть, и он решает измениться. Под влиянием испытаний, назначенных Марпой, в его душе медленно, очень медленно наступает просветление. Зло совершается легко. Добро требует гораздо больших усилий. Миларепа становится йогином и святым, хотя вначале ничто к этому не предрасполагало. Если мне рассказывают историю прекрасного ребенка, который становится идеальным взрослым, я нахожу ее скучной, меня она ничуть не трогает… А когда Миларепа, начав со злодейства, приходит к добру, это мне близко. Он дает пример, веками вдохновляющий тысячи людей.
Б. М. Каким образом ваш текст появился на свет?
Э.-Э. Ш
. Это монолог, который я написал для Бруно Абрахама-Кремера, актера, верящего в высокую миссию театра. Он считает – и совершенно справедливо, – что театр должен отвечать потребности в духовном и священном. Сам я, поскольку читал в оригинале и переводил Эсхила, Софокла, Еврипида, не могу не согласиться с ним. Бруно поставил «Миларепу» в театре Види-Лозанна. На премьере мне пришлось отвечать на вопросы журналистов. Один из них, после весьма увлекательного интервью, спросил: «Вы сами, разумеется, буддист?» Ответив отрицательно, я понял, почему так важно говорить и писать о разных религиях и типах духовности, хотя сам я их не придерживаюсь. Это не связано ни с вопросами веры, ни с поисками своей идентичности – мне просто интересны люди как таковые.
Б. М. Но и по этому тексту, и по другим видно, что буддизм вам очень близок. Что вам мешает провозгласить себя буддистом?
Э.-Э. Ш
. Один пункт, простой и решающий, – концепция желания.
Б. М. Концепция желания?