Читаем Феликс и Незримый источник и другие истории полностью

Э.-Э. Ш. «Обогащен», может быть, не совсем удачное слово, правильнее сказать «превзойден». Буддизм со своей теорией кармы и переселения душ создает связь между всеми живыми существами. Мы воплощаемся в разных животных – значит следует уважать всю природу. В буддизме граница между человеком и животным проведена не столь четко, как в сознании западного человека, она становится размытой. В буддизме человек не является центром мира. Буддизм экологичен.


Б. М. Но, выдвигая теорию переселения душ, буддизм не дает ее доказательств…

Э.-Э. Ш. Вам известна религия, которая давала бы доказательства? Если у доктрины имеются доказательства, это уже не религия, а наука. Ни одна религия не содержит истины.


Б. М. Хотя все они на нее претендуют…

Э.-Э. Ш. Религии побуждают нас верить во что-то, соглашаться с определенным ви`дением мира, но ведь ясно: верить – совсем не то же самое, что знать. Мы можем принять то, чему учит религия, но не должны непременно считать ее догмы истиной.


Б. М. Какой же смысл тогда принимать эти догмы?

Э.-Э. Ш. Надо допустить существование тайны, надо признать наше невежество. Нам необходимы схемы вселенной, вносящие в хаос хоть сколько-нибудь смысла и порядка. Кроме видимого мира, нам необходим мир невидимый, составляющий его тайную основу.


Б. М. А это уже выдумки?

Э.-Э. Ш. Выдумки, но неизбежные. И откуда вам известно, что какая-то из этих выдумок не окажется правдой? Сила буддизма в том, что он соединяет крайности: с одной стороны, он очень практичный, даже приземленный, когда нужно помочь уменьшить страдания, с другой – глубоко поэтичный в своем великолепном видении космоса.


Б. М. Разве можно принимать поэзию всерьез?

Э.-Э. Ш. И даже более, чем что бы то ни было, потому что поэзия затрагивает все стороны духа – ум, воображение, чувствительность, память! К тому же мне иногда кажется, что математика – тоже одна из форм поэзии. Кто не испытывал восторга перед изящным уравнением, гениальной аксиомой, завораживающей ум теоремой?


Б. М. Поэтому вы и написали о Миларепе – мудреце и поэте?

Э.-Э. Ш. Миларепа был великим учителем тибетского буддизма. Родившийся в 1040-м, умерший в 1123 году[37], он оставил две книги – «Жизнь Миларепы» и «Сто тысяч песен», где идет речь о его жизненном пути и учении. Это основополагающие книги, своего рода евангелия, продолжающие питать тибетский буддизм.


Б. М. Что вас так привлекает в Миларепе?

Э.-Э. Ш. Пройденный им путь… В молодости он совершает преступления, мстит за себя с помощью черной магии; это разрушитель, кровожадный, бесчеловечный тип, начисто лишенный жалости к врагам. Но потом его начинает мучить совесть, и он решает измениться. Под влиянием испытаний, назначенных Марпой, в его душе медленно, очень медленно наступает просветление. Зло совершается легко. Добро требует гораздо больших усилий. Миларепа становится йогином и святым, хотя вначале ничто к этому не предрасполагало. Если мне рассказывают историю прекрасного ребенка, который становится идеальным взрослым, я нахожу ее скучной, меня она ничуть не трогает… А когда Миларепа, начав со злодейства, приходит к добру, это мне близко. Он дает пример, веками вдохновляющий тысячи людей.


Б. М. Каким образом ваш текст появился на свет?

Э.-Э. Ш. Это монолог, который я написал для Бруно Абрахама-Кремера, актера, верящего в высокую миссию театра. Он считает – и совершенно справедливо, – что театр должен отвечать потребности в духовном и священном. Сам я, поскольку читал в оригинале и переводил Эсхила, Софокла, Еврипида, не могу не согласиться с ним. Бруно поставил «Миларепу» в театре Види-Лозанна. На премьере мне пришлось отвечать на вопросы журналистов. Один из них, после весьма увлекательного интервью, спросил: «Вы сами, разумеется, буддист?» Ответив отрицательно, я понял, почему так важно говорить и писать о разных религиях и типах духовности, хотя сам я их не придерживаюсь. Это не связано ни с вопросами веры, ни с поисками своей идентичности – мне просто интересны люди как таковые.


Б. М. Но и по этому тексту, и по другим видно, что буддизм вам очень близок. Что вам мешает провозгласить себя буддистом?

Э.-Э. Ш. Один пункт, простой и решающий, – концепция желания.


Б. М. Концепция желания?

Перейти на страницу:

Все книги серии Цикл Незримого

Борец сумо, который никак не мог потолстеть
Борец сумо, который никак не мог потолстеть

Эрик-Эмманюэль Шмитт — мировая знаменитость, это едва ли не самый читаемый и играемый на сцене французский авторВ каждой из книг, входящих в Цикл Незримого, — «Оскар и Розовая Дама», «Мсье Ибрагим и цветы Корана», «Дети Ноя», «Миларепа» и новой повести «Борец сумо, который никак не мог потолстеть» — раскрывается тема отношения человека к одной из мировых религий: христианству, мусульманству, иудаизму, дзен-буддизму. Секрет Шмитта в сочетании блистательной интеллектуальной механики с глубокой человечностью и простотой. За простотой, граничащей с минимализмом, за прозрачной ясностью стиля прячутся мудрость философской притчи, ирония, юмор.Тощий подросток торчит на токийском перекрестке, продавая фотокомиксы и сомнительного вида пластиковые игрушки для взрослых. Он одинок и зол на всех на свете. Особенно на странного старика, который уверен, что в тщедушном мальчишке, которому и пообедать-то не каждый день удается, скрыт толстяк и будущий чемпион.На сей раз Э.-Э. Шмитт в своей новой повести из Цикла Незримого прячет ключ к гармонии и счастью в… борьбе сумо и медитации.

Эрик-Эмманюэль Шмитт

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия