Феликс Веселов. Три знака

 Помня это предупреждение, я никогда не искал знамений, к которым отношусь примерно

 Так же, как солдат к службе:”На знамение не напрашивайся, от знамения не отказывайся”. Три знака я получил совершенно неожиданно для себя, причём во втором

 и третьем случаях далеко не сразу понял, что это знаки, обращенные ко мне.

 И ещё значительно позже начал понемногу догадываться, что эти три знака в совокупности, соединённые в единую цепь, являют целую систему религиозной

 жизни в нашем сегодняшнем страшном мире. И эта система (сужу по себе), позволяет

 выжить верующему человеку там, где его обложили силы зла, которые без устали

 стремятся уничтожить его, т.е. там, где у нас казалось бы , нет никаких шансов.

 Такая запаздывающая последовательность осмысливания трёх знаков позволяет

 Надеяться, что это подлинные знаки (знамения), а не порождения моего воображения,

 не соблазн, не “прелесть”…

 К вере в Бога я пришёл поздно, где-то в самом конце четвертого десятка.

 Бог привел меня к вере обычным путём:”пропустив” через тяжелейший личный кризис

 (возможно, это и был тот”кризис середины жизни”, о котором писал Карл Густав Юнг)

 “подсунув” Евангелие и, наконец, заставив прочесть его.

 Не помню уж, почему мне взбрело в голову познакомится с Библией в том далеком 1971-м году. От религии  был всю свою жизнь вполне далёк (я вырос в воинственно атеистической семье; лишь моя любимая двоюродная бабушка Елена Ивановна Королькова, жившая с нами, верила в Бога; но в те времена,- тридцатые годы,- разумеется

 не могла открыто передавать мне свою веру).

 Ныне мне уже хорошо известно, что всё, происходящее по воле Божией, когда в дело вмешивается Божия сила, происходит неотвратимо, но совершенно незаметно, как бы

 “само собой”,как бы “случайно”… Мне “случайно’’ захотелось познакомится с Библией

 (ещё до начала личного кризиса)- и “случайно” оказалось у меня Четвероевангелие,

 которое передал мне через кого-то один мой случайный знакомый.

 И видел-то я его несколько раз, и от веры он был, кажется, так же далёк, как и я,

 и в праздной болтовне, в которой я ненароком изъявил своё желание, он участвовал

 случайно и вскоре ушел из заведения, в разных концах которого мы работали…

 Больше его не видел. Помню его, и буду помнить.

 Итак у меня “случайно” появилось Евангелие, отчётливо помню это пожелтевшее

 Дореволюционное издание Четвероевангелия в плотном картонном переплёте,

 на верхней крышке которого отпечатался глубокий след от обода днища

 тяжелого ведра (впоследствии, когда у меня появился полный Новый Завет, я подарил

 это Четвероевангелие человеку, который потянулся к Богу).

 Было это, если мне не изменяет память, осенью 71-го года (может быть зимой 71-72 гг.)

 Несколько раз порывался читать- и бросал: чуждо, непонятно, неинтересно…

 А потом опять “что-то” заставляло меня тянуться к этой книге!

 Однажды начал читать Евангелие от Матфея- и каким-то внутренним зрением увидел

 то, что читаю (вторая глава). Увидел в цвете; тона приглушённые, зимние, “брейгелевские” (и, кажется, услышал; но в этом не уверен). По-моему, в это

 мгновение и началась моя вера.

  С тех пор долго ещё я называл (про себя) Евангелие от Матфея “цветным”,

 от Марка- “сухим”(долго недолюбливал его, лишь впоследствии оценил и полюбил),

 от Луки- “добрым”, а от Иоанна- “солнечным”,”сияющим”,”раскалённым”.

  Знакомясь с Евангелиями от Марка и от Луки, не видел внутренним зрением ничего;

  А когда читал Евангелие от Иоанна (место не помню) “видел” странную картину :

 чистое- чистое, темно-голубое небо, напоённое лучами невидимого солнца

 (оно лишь ощущалось где-то сзади); справа- высокое темно-зелёное дерево

 остроконечной, пирамидальной формы (может быть, деревьев было несколько,

 не помню); слева, на переднем плане- белоснежный правый угол (кажется с фризом)

 какого-то здания с колоннами. Белый мрамор ослепительно сверкает под лучами

 невидимого солнца, и темно голубое небо напоено светом и свежестью

 и темно-зеленые деревья…

 Долго ещё жила в памяти эта картина!

           Вера моя началась- а образ жизни почти не изменился.

  Я не скрывал своей веры; наоборот, объявлял о ней при каждом удобном

 случае (и при неудобном- тоже), хотя та среда в которой я “вращался” и работал,

 не только была вполне атеистической, но предполагала непременное исповедание

 “самого передового в мире мировоззрения”.

 Однако прошлая жизнь не отпускала меня; а я нередко и не стремился  вырваться

 из её цепких объятий: ещё не раз по уши залезал в нравственную помойную яму

 и хрюкал там от удовольствия.

 И снова, как теперь мне представляется, Господь вытаскивал меня оттуда-

  а я порой ещё и брыкался!

 Вот в такой обстановке я получил первый знак. Был у меня в то время знакомый,

 Промышлявший разным, в том числе иконами и старыми книгами; иногда я покупал

 у него дореволюционные религиозные издания. Характера он был недоброго, жёлчного,

 “знал всё” (тип дореволюционного деревенского начетчика), а я нелепо делился с ним

 многими своими мыслями, обстоятельно отвечал на бездельные вопросы…

 Однажды он привёз мне какие-то книги и, как это часто бывало, задержался;

 мы разговорились. По обыкновению едко посмеиваясь, он объявил мне, что