Фелисетт

– Нет! Ты сам говорил, что мы должны заботиться о маме, что ей трудно и нужна наша помощь, но почему – ты не говоришь! Будто бы все нормально, но я же вижу, что все ненормально! Вам вдруг стало плевать на меня, и я не знаю почему!

– Нам не плевать на тебя, мы все делаем ради тебя! – Лилит злилась, причем очень сильно.

– Вы делаете это, потому что должны делать, а не потому, что хотите!

– Да что на тебя нашло вообще?! Думаешь, нам легко? Думаешь, нам нравится тут быть?

Но на это Максим просто ушел в себя. Сел, сложил крепко руки на груди и почти спрятался, надув губы и сдерживая слезы. Ему страшно, но передать это словами он не может, а одиночество прорастает и закрепляется корнями до костей, полностью лишая силы воли. По‑хорошему Максиму нужны сейчас понимание и доброта. Но какое‑никакое заботливое отношение проявила лишь рядом сидящая Нора, гася при этом в себе многое из того, что, как ей кажется, должно быть сказано в адрес родителей мальчика. Она подсела ближе и аккуратно обняла его, когда тот уже поджал коленки к подбородку, пряча от всех испуганные и влажные глаза.

Лилит же в это время обездвиженно смотрела на сына, и любой, кто взглянул бы на ее лицо, в этот момент убедился в ее глубоком сопереживании мальчику. Лилит с трудом взяла себя в руки, но сердце все так же стучало быстрее обычного, и некоторый озноб почему‑то так и не проходил. В этот момент с ней встретился вроде бы виноватый, а вроде бы и осуждающий взгляд Нила, реакцию на что она выразила лишь твердым кивком в сторону двери. Давящая тишина разбавилась лишь громким сходом створок, после чего Лилит и Нил отошли на пару метров, держа блок связи на виду.

– Холд заблокировал связь. Ты меня слышал? Мы одни! А еще и управление не поддается. Твой отец охрененно постарался задержать нас на этой гребаной планете!

Нил тяжело выдохнул, полный сокрытых от жены размышлений, что, несомненно, рождало претензию.

– Может, обсудим нашего сына?

– Тебя вот только это заботит, да?!

На самом деле Лилит агрилась из‑за очередного подката безысходности, оригинал чего корнями лезет как раз в промежуток: до потери связи с сыном, но после неудачной попытки спасти брак. А по затылку скребет подбирающийся преследователь, тянущий свои когти прямо из темноты позади.

– А что ты ждешь от меня? – Лилит яростно фыркнула на такое заявление Нила. – Нет уж, давай обсудим. Мне с толкача звездолет завести? Или побежать за транспортником? Или что?! – Пауза была выдержана достаточная, и он продолжил, сделав шаг ближе и заговорив более внушительно, уперев руки в бока: – Твой сын почти в лоб тебе сказал, что ты отдалилась от него. Ему одиноко, ему нужна мама, потому что ребенок увидел не то, что должен был увидеть. И я все понимаю, правда, тебе тяжело, но мы тут охренеть как далеки от обычной рутины! Ладно, ты меня не любишь, но подумай о своем сыне!

Нил держался крепко, блокируя мысли о ее чувствах.

– Мой сын сказал, что ты слабак, который пресмыкается перед своим отцом! Какой пример ему даешь ты?

– Ну ты и сука!

– Я хотя бы честна сама с собой. Я прямо сказала, что мне нужно время. А ты куда больше ищешь поводов то ли выслужиться перед засранцем отцом, то ли, наоборот, доминировать над ним. Скажи честно: Холд сам упал с крыши – или ему помогли?!

Нил сложил руки на груди, подойдя почти вплотную и смотря на нее очень специфическим взглядом презрения и разочарования. А Лилит отвечала очень колючим, но красивым взглядом, выдавая монолитное спокойствие и держа руки за спиной.

– Я все делаю для тебя и Максима. И вместо того, чтобы назначать виноватых, ты бы лучше провела время с ним! Даже скупой Август и то больше о Норе печется.

Ей показалось что время замерло, тысячи игл единоразово проткнули тело, унизив ее существование, а вышедшее импульсивным сравнение с другим родителем возымело жгучий отклик – не в последнюю очередь из‑за того самого разговора с Августом после пропажи детей. Можно ли было считать это предательством? Нет, разумеется, нет. Но правда была в том, что Лилит прекрасно осознавала свои действия и решения, только не могла при этом довериться мужу. Больше она ему ничего не сказала – просто пошла к детям. Нил предпочел бы не знать, что по факту она идет не к ним, а от него, хотя ему и очень хочется в это поверить. Пусть вышесказанное и было осознанным, а не выкинутым в порыве, извиняться он не хотел. Надоело ему с ней нянчиться, будто бы он лишь на это и способен. Как и надоела правда про него и Холда, и как бы символично это ни произошло, но именно под неожиданные, пугающие и очень громкие крики того самого Чудовища Нил решился взять все в свои руки.

При всем уважении