ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (F'elicia, ou Mes Fredaines, 1772)

Расставшись, мы очень редко виделись с Сильвиной, чувствуя усталость друг от друга. Отношения наши были очень холодными, когда Сильвина заболела. Узнав, что ее жизнь в опасности, я забыла обо всех обидах и кинулась на помощь, чем наверняка спасла жизнь старого друга. Глупцы, окружавшие Сильвину, считали ее болезнь проявлением гнева Господня, не испытывали к ней жалости и дурно ухаживали за ней в то время, как я проклинала жестокую болезнь, предвидя ее последствия. Бездушные зеваки приводили меня в бешенство разговорами о счастливом исходе, уготованном несчастной Сильвине. Как ужасна была моя жизнь в тот момент! Я покидала подругу поздно вечером, возвращалась к ней рано утром и проводила целые дни, дыша отравленным воздухом кельи в обществе невежественных врачей, лицемерных и жадных священников, сварливых и глупых привратниц. Вся эта камарилья игнорировала меня, хотя я, не желая выводить их из себя светским лоском, приезжала только в наемном экипаже, не надевала бриллиантов и не румянила лицо.

Именно так клика противников светских увеселений исподтишка мстит своим недругам. Человек, лишенный дара нравиться, непривлекательный, обделенный талантом и удачей, получивший плохое образование, но жаждущий иметь вес в обществе, вынужден становиться под знамена реформы; эти недовольные, маскирующие дурной нрав и злобу интересами религии, объявляют вечную войну счастливчикам века. Если несчастный случай забрасывает одного из подобных людей в стан врагов, участь его бывает печальной. (Так случилось с ханжой Беатеном!) Меня не оскорбляли открыто, но проявляли столько пренебрежения, что я тысячу раз могла затеять серьезную ссору, однако, вооружившись терпением и презрением к противнику, взяла в свои руки (несмотря на хитрость моих обидчиков) всю власть в деле спасения Сильвины. Очень скоро она осознала свою глупость и цену моей привязанности и дружбы и попросила забыть все обиды и несправедливости. В душе я заранее все простила, стараясь постепенно вернуть ей рассудок, высказываясь сдержанно, по-дружески, заставляя краснеть за былые глупости. Сильвина раскаялась и желала снова отказаться от роковой набожности, и тут с ней произошло ужасное несчастье — она очень подурнела. Мне все-таки удалось вытащить бедняжку из этого мерзкого монастыря, отблагодарив за всю предыдущую заботу и ласку. Десять раз Сильвина готова была погрузиться в пропасть отчаяния, но природа и моя настойчивость одержали верх. После того, как я увезла Сильвину к себе, мы снова зажили очень дружно. Здоровье ее восстановилось, меланхолия постепенно рассеялась. Я поместила рядом с выздоравливающей несчастного графа — умирающего, печального, но очень милого, и он ни на минуту не оставлял ее одну. Сама же я вернулась к привычной жизни. Милорд Сидни любил меня, часто писал восторженные письма из Англии и содержал мой дом на широкую ногу. Иногда я виделась с лордом Кинстоном и лордом Бентли, много выезжала, одним словом, была счастлива и известна в обществе в той мере, в какой это позволяло мое положение. Только счастливая судьба и богатство способны обеспечить женщинам надежную репутацию. Как много несчастных канули в безвестность, потому что обладали только талантами и очарованием, но не имели денег!..

Глава VII. Глава, в которой я возвращаюсь немного назад

Мне хотелось скрыть от читателей одно приключение, в свое время очень меня унизившее, именно по этой причине я постаралась отвлечь их внимание рассказом о бедной Сильвине. К несчастью, я слишком добросовестна и не могу долго обманывать свою публику, предвидя неприятные вопросы о пробеле, который нетрудно было заметить.

Я уже говорила вам, что милорд Кинстон в пору своего господства требовал, чтобы мы как можно больше развлекались. Природная склонность к удовольствиям входила в соответствие с этим пожеланием, и мы в полном блеске выезжали на карнавалы, балы и праздники.

Однажды ночью я присутствовала на костюмированном балу в Опере, одетая в костюм султанши, сверкающая бриллиантами. Сняв маску, я прогуливалась под руку с милордом Кинстоном, а Сильвина оставалась в ложе с несчастным графом, решившимся пожертвовать нам эту ночь, хотя доктор строго-настрого наказал ему спать. Маски, столпившиеся вокруг, произносили самые галантные и лестные для моего тщеславия комплименты, я наслаждалась словами, хоть и не показывала этого.