Феминиум

Разочарование. Она все время ловила его отблески. Слезы закипали на глазах от скорбных масок на лицах, от намеренно приглушенных оттенков платьев. Тихие, соболезнующие голоса за спиной, шорох острожных шагов, чтобы не побеспокоить, словно ее девочка, ее солнышко, ее доченька умерла.

Блик от открывающейся двери пугливой бабочкой метнулся по комнате. Сенги, вцепившись в ручку двери, испуганно застыл на пороге, не смея ни войти, ни уйти без приказа.

– Чего тебе здесь нужно?

Шелк. Черный шелк. Не слишком ли расточительно для избранника? Разглядывала его, жег зрачки алый герб, и все отвратительнее становилось на душе.

– Простите, госпожа. Я не знал, что вы здесь.

– Отвечай на вопрос.

– Госпожа Лакл позволила мне брать книги, госпожа, – спохватившись, опустил глаза.

– И что же ты с ними делаешь? Картинки смотришь?

– Читаю, госпожа.

– Ты умеешь читать?

– Да, госпожа, меня обучили в Убежище.

– Ах да, я совсем забыла.

Обида огненной лапкой вдруг оцарапала сердце. Ничего у меня не получается, даже избранника не могу себе выбрать. Святые, почему его нашла не я? Девочка, какая от него была бы красивая девочка. С глазами цвета неба. Девочка, дочка, моя дочка…

– Можно мне уйти, госпожа?

– Что? Нет. Подойди. Святые, какой ты высокий. – Она швырнула подушку на пол. – Сядь.

Он сел у ее ног, не смея поднять взгляд, обеспокоенно теребя книгу.

– Почему судьба ко мне несправедлива, избранник? – Она потянулась к нему, взяла его голову в ладони, приблизила к себе, заглянула в глаза. – Почему?

– Вам плохо, госпожа?

– Хочу понять, что я сделала не так? Почему святые покарали меня? Ты можешь мне ответить?

– Святые не карают, госпожа.

– У меня родился мальчик! Разве это не кара? Снова мальчик!

– Вы подарили этому миру новую жизнь, госпожа. Чудо рождения…

– Мне не нужен мальчик! Пойми ты! Мне нужна наследница, продолжательница рода, девочка, дочь. – Слезы быстрыми росчерками скользнули по щекам. – Понимаешь?

– Да, госпожа.

– Сенги, разве это много? Скажи! Почему твои святые отказывают мне в такой малости? Почему?

– Я не знаю, госпожа.

Она оттолкнула его и, зябко спрятав руки в рукава, забилась в угол кресла.

– Мне казалось, что если ты был учеником жреца, то… С чего я взяла, что ты можешь ответить на мои вопросы?

– Простите, госпожа. Я не умею говорить красиво. Мне бы так хотелось утешить вас.

– Тебе? – Она засмеялась, зло, коротко. – Ты задумываешься о смысле слов, которые произносишь?

– Я опять сказал что-то не то, госпожа?

– Избранник утешает только на ложе, да будет тебе известно.

Он растеряно глянул на нее, небо с болезненной, мертвой звездой в глубине распахнулось на миг перед ней, обожгло.

– Простите, госпожа. Я только хотел поговорить.

– Поговорить, – горько скривила она дрожащие губы, замолчала, уставясь в колкий отблеск, радужно бивший в глаза.

Солнце растворилось в кровавом зареве. Померкли тени. Сумрак задернул комнату пеплом.

– Хорошо, давай поговорим просто, без всяких… ну, на равных. Сможешь?

– Госпожа…

– Сейчас для тебя я просто Тин. Поговорим?

– Да… Тин, – он странно смотрел на нее.

– Хорошо. Мне всегда было интересно, почему ты не сбежал отсюда?

Он вздрогнул.

– Я поклялся, гос… Тин.

– Да брось. Не надо прятаться за слова. Я же вижу, что тебя просто мутит от замков Оанды.

– Я не могу получить свободу ценой горя других людей.

– Да плевать на все! Что тебе другие? Не понимаю.

– Вы бы хотели, чтобы разрушили ваш дом?

– Мой дом? Никогда. Я бы лично перерезала глотку каждому, кто осмелился бы только задумать это.

– Я тоже пытаюсь сохранить свой дом, Тин.

– Дом? – Она недоуменно нахмурилась. – Ты говоришь об Убежище?

– Да.

– Это разные вещи. Убежища часто разрушают. Почему тебя это волнует?

– Это все, что у меня есть.

– С десяток келий да кучка скопцов, невелико достояние.

– Большего мне не надо.

– А хочешь, я помогу тебе? Дам денег, расскажу как добраться до ближайшего Убежища. Какая тебе разница, где стать жрецом? Никто не узнает.

– И это говорите вы?

Она вдруг засмотрелась на его изменившееся, горящее лихорадочным внутренним светом лицо. Теперь я ее понимаю. Как бабочка к огню. Разве можно устоять?

– Хочешь?

– Вы искушаете…

– Нет, клянусь святыми, если ты согласишься, я помогу.

– Я…

– Да соглашайся же!

– Не могу.

– Ты мне не веришь? В этом все дело?

– Нет, я верю. Только я не смогу так. Не смогу предать. Это будет преследовать меня всю жизнь, поймите.

– Слова, – она передернула плечами, словно сбрасывая мерзкую букашку. – Ты просто боишься что-нибудь сделать, вот и все.

– Я боюсь не за себя.

– Да что ты все о других и о других! О себе подумай. Когда ты ей надоешь, ты уже никому не будешь нужен, даже своим жрецам. Эти праведники тебя даже на порог не пустят.

– Двери Убежища открыты для всех.

– Но не для избранников.

– Вы что-то путаете, – он встревоженно поднял на нее взгляд.

– Ты не знаешь? Не могу поверить, – она удивленно вздернула бровь. – Жреческие уставы нужно было до конца читать. Есть там особый пунктик про избранников. Могу даже процитировать: «…и бивать избранника камнями, и гнать нещадно от стен Убежища, дабы не поганила святой земли даже тень его».

– Это правда?