Фенечка для фиолетовой феи

– В самом главном, Елена Прекрасная! А вдруг Сыромятникова все-таки мечтает именно о Германовиче? Имей в виду, она возьмет его, как крепость, приступом или измором. Подобные Ирке просто так не сдаются. Вспомни, как у нее истерика прошла, как только запахло фиолетовыми свитерами и волшебным словом – «он»!

Овца Долли снисходительно покачала головой:

– Что бы ты понимала в этом, Золотарева! Весь класс знает, что Ирка в Григорьева влюблена, и совершенно безответно. Второй год его штурмует – и никакого результата. Нечего тут острить на голом месте!

– В Григорьева? – удивилась Ксения и посмотрела на парту, за которой обычно сидел и прятал от нее глаза Сережа.

Сейчас его там не было – уже ушел домой. Она попыталась представить себе его лицо, но тут же поняла, что не может этого сделать.

Ксения спускалась по лестнице в гардероб и размышляла. Овца Долли напомнила ей то, что она за своими передрягами совершенно забыла: косматая старуха все-таки стояла той ночью в дверях комнаты в квартире Брошенковых, и Ксения ее видела. Может быть, ее записка с проклятием не подделка? Может быть, Охотница, Овца и Сырок совершенно не собирались разыгрывать Ксению? Может быть, ей действительно не надо учиться в этом классе? И Германович в самом деле не для нее…

Кое-как натянув на себя свою ярко-желтую куртку, Ксения вышла из школы и… столкнулась с тем, о ком только что напряженно думала, – со Стасом Германовичем. Ксении опять стало некомфортно и тревожно. Неужели сейчас все наконец выяснится? И будет ли это ей на пользу? С лицом, серым от нехороших предчувствий, она повернулась к Стасу.

– Не пойму я что-то, Золотарева, для чего ты мне влепила «пары»? Может, объяснишь? – спросил он тусклым голосом, лениво перекатывая и глуша во рту раскатистые «р».

Ксения поняла, что он специально поджидал ее на школьном крыльце, чтобы задать свои вопросы.

– Я этого не делала. И ты, – она посмотрела ему в глаза, – должен знать об этом лучше других.

– Ты так считаешь? – Германович сделал вид, что удивился.

– Стас, может быть, хватит притворяться? – Ксения набрала в грудь побольше воздуха и выпалила ему в лицо, как будто бросилась в воду: – Я же вижу, что нравлюсь тебе! Разве нет?

Германович смутился.

– Ну и прямая же ты особа, Ксения, – покачал он головой с довольно беспомощной улыбкой. – Видишь ли… ты, наверное, нравилась бы мне, если бы не…

– Если бы не что? – нетерпеливо переспросила она.

– Если бы не твой… дикий прикид! У меня традиционно-консервативный взгляд и на цвет волос с ресницами, и на все прочее. А кислотность я вообще ненавижу, хоть в музыке, хоть в одежде. Например, цвет твоей куртки мне режет глаза. Ты прости, но в ней только дорожные работы производить – чтобы машины случайно не наехали.

– А почему ты никогда мне об этом не говорил?

Германович удивленно пожал плечами:

– А я должен был?

– Ну… мне хотелось бы знать.

– Теперь ты знаешь.

– И все дело только в этом? В моей одежде?

– В общем твоем стиле.

– Ты хочешь сказать, что если бы я его изменила, то ты…

Германович очень серьезно посмотрел на нее и ответил:

– Пожалуй, да.

– И ты скажешь об этом всем?

– А разве обязательно об этом говорить? Да еще и всем?

– В моем случае – да! Они же все меня ненавидят. Ты сможешь в классе при всех сказать, что я тебе нравлюсь?

– Зачем впадать в такую крайность? Я что-то никогда не слышал, чтобы кто-нибудь при мне объявлял о своих отношениях вслух. Все и так видно, если есть на что смотреть.

– Нет, ты мне прямо ответь: сможешь? Для меня это очень важно!

Ксения, у которой все внутри трепетало, храбро посмотрела в карие глаза Германовича, и ей показалось, что в их темной глубине тоже что-то дрогнуло. Она не поняла, хорошо это или плохо, и продолжала неотрывно вглядываться в них.

Стас молчал чуть ли не минуту, будто взвешивал, стоит ли ввязываться в дело, которое обещает быть весьма хлопотным. Потом он, видимо, решился:

– Я же сказал, сменишь прикид – посмотрим…

Глава 10 Быть как все? Как это скучно!

На следующее утро Ксения достала из шкафа черные чуть расклешенные брюки и скромный бежевый, в черную крапинку, свитерок, оставленные мамой в шкафу как совершенно невыразительные. Волосы она перекрасить, конечно, еще не успела, но решила, что главное начать изменение имиджа. Пусть Стас видит, что ради него она готова поступиться многим. Ксения стерла с ногтей черный лак, которым последнее время опять начала пользоваться, поскольку любимый зеленый два дня назад закончился. Она не только не стала, как обычно, доставать из шкатулки колечки, перстеньки, цепочки, а даже, наоборот, вынула из ушей и положила в нее серьги-крестики. Ресницы и губы решила не красить вообще.

Когда Ксения в таком, практически первородном, виде явилась в класс, ее опять, как и в первый день сентября, встретило удивленное молчание. Нарушила его, как часто уже бывало, Овца Долли:

– Ой! Поглядите-ка, умылась! Никак воду горячую включили?

– А Инесса, видать, ее намыливала за классный журнальчик, – подхватил кто-то из другого конца класса.