Феникс

— Смогли бы вы, господин капитан, оказать маленькое содействие?

Подчиненные никогда не обращались к Ольшеру с таким вопросом: может ли он? Обычно жаловались, просили, писали рапорты, иногда требовали, если касалось дела. Но взывать к чувствам! Это ново. Непонятно.

— Не знаю, — пожал плечами гауптштурмфюрер.

— Я ходатайствую за друга.

— Кто он?

— Посыльный господина Людерзена. Азиз Рахманов.

— И что же?

— Он только посыльный и только эсэсманн. Его огорчает это. У каждого из нас есть тщеславие, господин капитан.

Ольшер кивнул: истина, хорошо известная всем. Но гауптштурмфюрер подходил к таким аксиомам с практической точки зрения.

— Ваш друг способен добиваться желаемого?

— О да, если ощутит его вкус и увидит ступеньки, на которые надо подниматься.

— Чертовски точно! Вы психолог, Исламбек…

Едва приметная улыбка была выдана Саиду в качестве награды. С этой же улыбкой капитан неожиданно преподнес ему пилюлю со смертельной начинкой.

— Как психологу хочу сообщить еще одну деталь нашего с вами плана… — Ольшер забыл или уже отбросил Азиза. Пустяк не занимал мысли капитана: — Вы будете изолированы до первой радиограммы. И это не все…

Совсем тепло, с ноткой сочувствия в голосе, закончил фразу:

— В случае провала группы — расстрел.

Два серых четких кружка за очками, конечно, фотографировали Саида. Фиксировали все. И надолго. Навечно, может быть.

— Надо надеяться, что нам будет сопутствовать успех.

Гауптштурмфюрер действительно надеялся на успех. Он был нужен ему сейчас. Особенно сейчас…

— Что с вами?

Надие растерянно смотрела на Саида.

А что с ним? Он твердо вышел из кабинета Ольшера. Кажется, даже улыбнулся переводчице. Постарался улыбнуться, во всяком случае. А она спрашивала:

— Что?

— Ничего.

Другого ответа не могло быть. В глазах переводчицы, однако, беспокойство. Тревога. В чем дело? Бледен. Наверное, очень бледен.

— Беспокойная ночь…

— А я подумала…

Она подумала другое. Конечно, другое. Здесь не бледнеют от бессонницы. Бледнеют только от страха. Значит, что-то стряслось.

— Мне надо отдохнуть…

— Конечно… Конечно… Дорога в Брайтенмаркт так утомительна… И дождь… Вы могли простудиться…

Ей известно больше, чем ему. Оказывается, они были в Брайтенмаркте. Ужасном Брайтенмаркте, которого туркестанцы боятся больше чумы. Есть еще таинственный Ораниенбург. Но связь с ним осуществляется только через Ольшера. Специальные курсы особого назначения «Ораниенбург» подчинены главному управлению имперской безопасности. Точнее, шестому управлению. Попасть туда можно лишь по пропуску, подписанному самим бригаденфюрером СС Шелленбергом. О курсах этих на Ноенбургерштрассе знают мало и говорят шепотом. Из Туркестанского комитета никого еще не брали в Ораниенбург. Все в «лесные лагеря» вербуют. И из «лесных лагерей» выкормыши управления СС летят на юго-восток с особым заданием. Вчера в одном из «вальд-лагерей» был Саид. Сегодня он узнал — это Брайтенмаркт. Ценное открытие. Географический пункт. Только что с ним делать? Открытие, как и многие другие, останется при Исламбеке. Дома об этом не узнают.

Надие тронула его руку. Зачем? Сочувствие. Ему ничего, ничего не нужно сейчас.

— Постараюсь отдохнуть.

— Да-да. Не сдавайтесь…

— Что?!

— Не поддавайтесь недугу, говорю.

Он надевал шинель. Она смотрела печально и тревожно. Как не похожа была сейчас Надие на ту кокетливую барышню, что полчаса назад разыгрывала веселую сцену у телефона. А впрочем, играть можно разные роли. Все зависит от сценария.

— Ничему не поддавайтесь.

Предостережение? Или совет? Поздно. Сейчас ему нужно только терпение. Снова терпение…

— Благодарю за участие…

Она протянула ему руку. Для пожатия. Неужели ей необходимо это прикосновение? Впрочем, ему тоже. Как-то легче становится от чужого тепла. Привычное понятие. У нее холодные тонкие пальцы. Они, кажется, вздрагивают от волнения или от озноба. И жмут его руку. Жмут. Смешная Надие. Она думает, что способна вселить в него спокойствие. Придать силы. Спасибо.

— Да… — в дверях решил почему-то доверить ей частицу тайны. — Меня не будет некоторое время… Нигде. Не думайте ничего плохого.

Надие опустила ресницы. Поняла.

— Держитесь…

Прежде чем закончить рассказ об этом дне, следует вернуться в гестапо. Всего на несколько минут. В кабинет штурмбаннфюрера Курта Дитриха.

— В каком состоянии дело по Бель-Альянсштрассе?

— Разрешите доложить, господин майор.

— Пожалуйста… Только без оговорок… Вы любите сохранять нити и связывать ими все допустимое и недопустимое. Нам нужны четкие грани, Рудольф.

— Я учту ваше предупреждение, господин майор.