Читаем Феникс и ковер полностью

— Я пытался предостеречь вас, — сказал Феникс, — но вы не удосужились выслушать меня. Вы привыкли внимать лишь музыке собственных голосов. Согласен, звуки этой музыки — услада для каждого из нас, но иногда…

— Постой-постой! О чем это ты хотел нас предостеречь? — прервал его самый нетерпеливый из детей.

— О том, что ковер может исполнять только три желания в день, а вы все три уже загадали.

На минуту в башне воцарилась гробовая тишина.

— Но как же нам теперь попасть домой? — сказал наконец Сирил.

— Понятия не имею, — сочувственно откликнулся Феникс. — Если хотите, я могу слетать за едой.

— А как же деньги? Ведь ты не сможешь нести их в клюве.

— Не имеет значения. Птицам разрешается бесплатно брать все, что они захотят. Это не считается воровством — если ты, конечно, не сорока.

Детям было приятно узнать, что они оказались правы, предположив то же самое в тот далекий день, когда у них были крылья и они решили воспользоваться ими для того, чтобы полакомиться спелыми сливами в чужом саду.

— Правильно, пусть Феникс прежде всего достанет нам чего-нибудь поесть, — произнес Роберт («Пожалуйста!» — яростно прошептала у него за спиной Антея), — э-э-э… пожалуйста, а пока он летает, мы чего-нибудь да придумаем.

После этого Феникс взмахнул крыльями и, запечатлевшись золотым росчерком на серых стенах, выпорхнул наружу через открытую верхушку башни. Подождав, пока он полностью скроется из виду, Джейн сказала дрожащим голосом:

— А что если он никогда не вернется?

Это было не очень приятное предположение, и хотя Антея тотчас же поспешила возразить, уверяя всех, что Феникс — это птица слова, оно не прибавило никому бодрости. Башня была построена таким странным образом, что в ней не было ни одной двери, а ближайшее окно находилось так высоко, что до него не решился бы добраться даже самый опытный скалолаз. Кроме того, в ней было довольно холодно, и Антея то и дело зябко поеживалась.

— Все равно что оказаться на дне колодца, — заметил по этому поводу Сирил.

Детям ничего не оставалось, как сидеть и ждать в угрюмом молчании, иногда прерываемом голодным урчанием в животе Джейн. В конце концов у всех изрядно заболели шеи от постоянного и длительного запрокидывания голов к видневшемуся наверху квадратному кусочку неба, где должен был появиться Феникс.

Наконец он появился. Он спускался очень медленно и осторожно и, вообще, выглядел чересчур грузным и каким-то раздутым. Когда он подлетел поближе, дети поняли, что впечатление раздутости объясняется тем, что в одной лапе Феникс держал большую корзину с жареными каштанами, а в другой — каравай хлеба. В довершение всего, из клюва у него свисала неимоверных размеров груша. Эта груша оказалась очень сочной и вполне заменила детям питье. После того, как с обедом было покончено, дети дружно принялись обсуждать вопрос о возвращении домой. На этот раз между ними не возникло разногласий, но, если по-честному, то их и не могло возникнуть, ибо никто так и не смог предложить ничего путного. Они даже не могли придумать, как им выбраться из башни: единственным, кто мог летать, был Феникс — но даже Феникс, чьи когти и клюв оказались настолько сильны, чтобы принести целую гору еды, не смог бы подняться в воздух с четырьмя хорошо упитанными детьми.

— Нам придется остаться здесь, — сказал наконец Роберт, — и время от времени вопить посильнее — авось кто-нибудь да и услышит! Представляете, тогда они принесут веревки и лестницы и будут спасть нас, как рудокопов из шахты! А потом они решат, что мы убежали из дома, и соберут нам денег на обратную дорогу.

— Допустим, — сказал Сирил. — Но так мы ни за что не сумеем попасть домой раньше мамы, и уж тогда-то папа обязательно выбросит наш ковер! Он скажет, что это очень опасная штука или что-нибудь в этом роде…

— А я говорю, что лучше бы мы остались дома, — сказала Джейн.

Все, кроме Антеи, велели ей немедленно заткнуться. Антея же, внезапно просветлев, разбудила Феникса и сказала:

— Послушай, я уверена, что только ты можешь помочь нам. О, милый Феникс, помоги нам, пожалуйста!

— Я сделаю для вас все, что только в моих силах, — немедленно отозвался Феникс. — Чего вы желаете в настоящий момент?

— Как чего? Мы хотим домой! — закричали все разом.

— О! — сказал Феникс. — Ага! Вот как! Домой, говорите? А что значит «домой»?

— Это значит: туда, где мы живем. Где мы все спали этой ночью. И где находится тот самый алтарь, свет которого забрезжил перед твоими очами после двух тысяч лет спячки.

— А, так это, значит, и есть домой? — сказал Феникс. — Что ж, постараюсь помочь, чем могу.

Он перепорхнул на ковер и несколько минут расхаживал по нему в глубокой задумчивости. Затем он гордо расправил грудь и улыбнулся.

— Я, кажется, и в самом деле могу вам помочь, — сказал он. — Нет, я почти уверен в этом. Да что там уверен — у меня нет никаких сомнений! Не возражаете, если я оставлю вас на пару часиков?

И, не дожидаясь ответа, он взмыл сквозь серый сумрак башни к светлому кусочку неба у них над головами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Псаммиад

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза