Читаем Феникс и ковер полностью

— Все готово. Мы сделали все, что только было возможно в столь короткий срок. Собрание — то есть, я хотел сказать церемония — состоится в зале совещаний. Желает ли достопочтенный Феникс отправиться туда пешком — тут всего лишь пара-другая шагов, — или же ему угодно воспользоваться имеющимися в нашем распоряжении транспортными средствами?

— Мой верный Роберт доставит меня в «зал совещаний» — кажется, этим идиотским именем вы назывете алтарный придел?

С этим вся компания проследовала за джентльменом в зал заседаний. Там и впрямь уже было все готово: длиннющий-предлиннющий стол для президиума был сдвинут к стене, а стулья выстроены рядами перед камином — совсем как в школе, когда по волшебному фонарю показывают «Нашу Восточную Империю» или «Жизнь военных моряков». Залу предваряли резные дубовые двери с замечательным резным Фениксом на обеих половинках. Антея тут же заметила, что стоявшие в первых рядах кресла являлись ближайшими родственниками тех произведений мебельного искусства, о цене которых ужасно любила осведомляться мама в каждой антикварной лавке (и которые так никогда и не могла купить, потому что цена неизменно составляла двадцать фунтов за штуку, а то и больше). На каминной доске красовались тяжелые бронзовые канделябры и великолепные часы, украшенные сверху еще одной фигуркой Феникса.

— Немедленно уберите отсюда этого истукана! — приказал Феникс толпившимся поблизости джентльменам. Часы поспешно унесли прочь, и Феникс, вспорхнув с руки Роберта, устроился на их месте. Его золотые перья блистали так, что на них было больно смортреть. Затем в залу повалил народ. Пришли все, начиная с надутого от важности казначея и кончая кухарками, которым на самом деле полагалось сейчас сидеть на кухне и готовить обед многочисленным клеркам. Каждый входящий кланялся Фениксу и занимал соответствующее его общественному положению место в зале.

— Джентльмены! — начал любезный джентльмен с бородой. — Сегодняшнее наше собрание…

— А почему нет никаких благовоний? — обиженно осведомился Феникс?

Это замечание вызвало торопливую дискуссию среди устроителей празднества, и через несколько минут из кухни были принесены жаровни, на которые тут же в избытке насыпали селитры, сургуча и табака. Все это было обильно сдобрено какой-то пахучей жидкостью из плоской бутылки и подожжено. Благовоние вышло так себе — да и откуда было взяться в «Фениксе» настоящим благовониям? — но горело оно достаточно энергично, а дымило, пожалуй, даже чересчур.

— Сегодняшнее наше собрание, — продолжал джентльмен с бородой, — вызвано событием, не имеющим прецедентов в истории нашей компании. Наш многоуважаемый Феникс…

— Верховное божество, — ворчливо напомнил Феникс.

— Как раз это я и хотел сказать. Наш уважаемый Феникс, верховное божество этого заведения, наконец-то удостоил нас чести лицезреть себя. Думаю, джентльмены, что я выражу общее мнение, если скажу, что мы ничуть не преуменьшаем значение этого события и готовы единодушно приветствовать героя, которого уже давно желали видеть в своих рядах.

Несколько молодых клерков хотели было закричать парламентское «Слушайте, слушайте!», но в последний момент воздержались, решив, что золотая птица может воспринять это как признак неуважения.

— Я не буду отнимать ваше время, — продолжал выступающий, — перечислением преимуществ, какими обладает наша система страхования от пожаров. Все мы знаем, джентльмены, что высшей целью нашей компании было и всегда будет самоотверженное служение обществу, примером которому служит достопочтенная птица, являющаяся нашей эмблемой и в данный момент озаряющая своим присутствием каминную доску в этом зале. Итак, джентльмены, трехкратное «ура» в честь пернатого верховного божества нашей компании!

Когда отгремело оглушительное «ура», Феникса попросили сказать несколько слов.

В нескольких изящных фразах золотая птица выразила свое удоветворение по поводу торжества.

— Надеюсь, — закончила она, — что я не покажусь вам тщеславной и жадной до почестей сверх тех, что уже были оказаны мне во время вашего сердечного приема, но было бы весьма желательно, чтобы в заключение прозвучала подобающая данному случаю ода или исполнена хоровая песня. Видите ли, меня везде и всегда встречали подобным образом…

Четверо детей, и без того онемевших от невероятности всего происходящего, не без трепета взглянули на белую пену лиц, волнующуюся над черным морем сюртуков. Им показалось, что на этот раз Феникс и впрямь зашел чересчур далеко.

— Время поджимает! — торопил Феникс. — Оставим в покое заклинание вызова — оно слишком длинное и, ввиду его древнегреческой природы, неудобопроизносимое. К тому же, какой толк вызывать меня, если я уже и без того с вами? Но, может быть, у вас есть какая-нибудь песенка, которую вы поете в особо торжественных случаях?

Бородатый менеджер наморщил лоб и с видом величайшего воодушевления начал петь. Постепенно к нему присоединились остальные.

Перейти на страницу:

Все книги серии Псаммиад

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза