Читаем Феникс и ковер полностью

Преподобный Септимус был во всех отношениях замечательным молодым человеком. Единственным его недостатком была полупрозрачность и размытость очертаний. Дело в том, что, обнаружив у себя в кабинете незнакомый ковер, он, естественно, зашел на него и нагнулся, чтобы рассмотреть поближе. К сожалению, при этом он ступил на одну из наспех заштопанных Антеей залысин, так что одна его нога оказалась на настоящем волшебном ворсе, а другая — на заплате из шотландской пестрой шерсти, которая, как известно многим домохозяйкам, никакими волшебными свойствами не обладает.

В результате этого досадного происшествия он присутствовал на лазурном берегу лишь наполовину, и дети могли видеть сквозь него различные предметы, как если бы он был привидением. Что же до самого преподобного Септимуса, то он вполне четко различал стоявших перед ним детей, кухарку и взломщика. Но еще четче перед ним вырисовывались очертания его родного кабинета — он видел книги, картины и великолепные мраморные часы, подаренные ему, когда он уходил с последнего места службы.

А так как все происходившее с ним он принял за особого рода нервический припадок, то ему было все равно, чем во время него заниматься — и он обвенчал взломщика с кухаркой. Последняя, правда, заявила, что предпочла бы викария посолиднее — ей вообще не нравятся современные молодые люди, которых так и видишь насквозь, — но потом, немного поразмыслив, согласилась, что для сна и такой сгодится.

К тому же, преподобный Септимус, каким бы туманным и расплывчатым он ни казался, все же был самым настоящим викарием и в качестве такового мог венчать людей, сколько ему вздумается. Когда церемония окончилась, он принялся бродить по острову и собирать образцы тропических растений. Он был заядлым натуралистом, и эту его страсть не смог бы подавить никакой — даже самый сильный — нервический припадок.

А потом состоялся роскошный свадебный пир. Интересно, можете ли вы представить себе Антею, Джейн, Роберта и Сирила, выделывающих рука об руку с меднокожими туземцами самые невероятные па вокруг счастливых новобрачных — королевы-кухарки и принца-взломщика? А уж цветов-то было столько, сколько вам за всю жизнь не собрать и даже не увидеть!

Когда дети стали готовить ковер к возвращению домой, бывший преступник и новоиспеченный супруг подлнялся на ноги и произнес прощальную речь.

— Леди и джентльмены, — сказал он, — а также уважаемые дикари обоих полов! (Дикари, конечно, не поймут ни буквы из того, что я говорю, но на это мы обращать внимания не будем). Если это сон, то, значит, я сплю. Если это не сон, что ж, тем лучше! Ну, а если это ни то, ни се — то есть, что-то среднее, — то я, право, и не знаю что сказать, а потому ничего говорить и не буду. Скажу только, что я не хочу возвращаться в лондонское высшее общество (что-то я от него устал), и особенно теперь, когда рядом со мной моя женушка, а вокруг меня — целый остров, на котором я могу делать, что захочу. И пусть меня похоронят заживо, если я не выращу здесь такую первоклассную спаржу, что у самого судьи отвалится челюсть, когда он увидит ее на садовожческой выставке! Единственное, чего я прошу, так это чтобы эти бравые молодые леди и джентльмены переслали мне в сон немножко — на пенни, не больше — семян петрушки, да на два пенни семян редиса, да на три пении лука, да — чего уж там! — на четыре-пять пенсов капустки (только по-честному предупреждаю, цветную капусту я не возьму). Да, еще одно! Заберите, пожалуйста, с собой викария. Я терпеть не могу людей, через которых все видно, как на ладони. Ну, а теперь — за ваше здоровье и прощайте! — И, подняв к губам скорлупу кокосового ореха с душистым пальмовым вином, он осушил ее одним глотком.

Было уже далеко за полночь, хотя на острове время только-только подходило к чаю.

Напутствуемые самыми лучшими пожеланиями островитян, дети отбыли домой. По пути они забросили полупрозрачного викария в его чистенький маленький кабинет с книгами, картинами и памятными часами.

На следующий день Феникс любезно согласился отнести взломщику заказанные им семена. Вернувшись, он обрадовал детей наилучшими новостями о счастливой семейной паре.

— Он сделал деревянную лопату и без устали трудится на огороде, — рассказывал он. — А она тем временем вяжет ему брюки и рубашку — и то, и другое ослепительной белизны.

Полицейские так никогда и не узнали, каким образом взломщику удалось сбежать из тюрьмы. В полицейском участке на Кентиш-Таун-Роуд об этом происшествии до сих пор не любят говорить, а уж если приходится, то непременно понижают голос, как если бы это было опасным святотатством.

Перейти на страницу:

Все книги серии Псаммиад

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза