Читаем Феникс и ковер полностью

Еще потом все четверо заговорили — как всегда одновременно и перебивая друг друга. Почему-то именно это последнее приключение произвело на них неизгладимое впечатление. Да и немудрено — ни одно из предыдущих не показалось им таким реальным.

— А вы заметили…? — наперебой вопрошали они. — А вы помните…?

И тут по лицу Антеи разлилась такая бледность, что ее не смогла скрыть никакая сажа, понасевшая на нем во время пожара.

— Боже мой! — воскликнула она. — Там же мама с папой! Какой ужас! Они же наверняка подумали, что мы обгорели, как головешки. Сейчас же бежим в театр — нам нужно сказать им, что это не так.

— Не хватало нам только разминуться с ними по дороге, — осадил ее предусмотрительный Сирил.

— Тогда… Тогда иди один, — парировала Антея. — Только сначала умойся — если ты покажешься маме на глаза в таком виде, она наверняка решит, что ты обгорел, как головешка, и с ней случится припадок или что-нибудь похуже. О Господи, зачем мы только повстречались с этим негодным Фениксом!

— Тихо! — прикрикнул на нее Роберт. — Без толку разоряться на ни в чем не повинную птицу! Что теперь поделать, если у него такая горячая натура? Ну ладно, я думаю, нам тоже нужно помыться. Откровенно говоря, все мы сейчас ужасно похожи на того полоумного негра, что задушил свою жену.

Занятые своими переживаниями дети не заметили, что с того момента, как они покинули театральную ложу, Феникса с ними не было.

Когда все немножко пообчистились, а Сирил уже влазил в свое зимнее пальто, собираясь вернуться к театру и поискать там папу с мамой (все равно что искать иголку в стогу сена, говорил он и был очнь близо к истине), со стороны входной двери послышалось щелканье ключа. Нужно ли говорить, что все тут же бросились в холл.

— С вами все в порядке? — раздался снизу мамин голос. — С вами правда все в порядке?! — А в следующую секунду она уже стояла на коленях посреди холла и пыталась расцеловать всех четверых детей одновременно. Она то плакала, то хохотала, как безумная, а папа стоял, прислонившись к дверному косяку и бормотал что-то вроде «Да будь я проклят со всеми моими потрохами!».

— Но как же вы узнали, что мы дома? — спросил Сирил, когда страсти немного поулеглись и папа с мамой обрели дар речи.

— Ну, вообще-то, тут произошла одна странная штука, — принялся рассказывать папа. — Как только мы услышали, что в «Гаррике» пожар, мы, естественно, бросились туда. В толпе вас не было, внутрь же никого не пропускали, но пожарники клялись и божились, что в здании не осталось ни единого человека. И тут кто-то так легонько трогает меня сзади за плечо и говорит: «Сирил, Антея, Роберт и Джейн…» Я оборачиваюсь, а у меня на плече сидит большой желтый голубь. Поскольку из-за него я не мог разглядеть, кто говорил, то я его и отогнал — но у меня за спиной уже никого не было. И тут с другой стороны опять голос: «Ваши дети сидят себе целехоньки дома». Я снова оборачиваюсь — и надо же такому случиться, что этот дурацкий голубь сидит у меня на другом плече! Должно быть, пожар ослепил его, вот он и метался туда-сюда. Но ваша мама всерьез решила, что это был голос…

— Я решила, что это говорила птица, — перебила его мама. — И могу поклясться, что так оно и было. Во всяком случае, тогда я в этом ни капельки не сомневалась. И вообще, никакой это был не голубь, а оранжевый попугай. Да и не важно, кто там на самом деле говорил — главное, что он не соврал и с вами ничего не случилось.

Тут мама снова начала плакать, и папа решительным голосом заявил, что после сегодняшних театральных треволнений всем нужно как можно скорее разойтись по кроватям.

Все так и сделали.

Этим вечером Роберт имел серьезный разговор с Фениксом.

— Да ладно тебе, — сказала золотая птица, когда Роберт высказал ей все, что думал по поводу пожара. — Разве ты не знаешь, что огонь находится у меня в подчинении? Не расстраивайся — ибо я, подобно моим жрецам с Ломбард-Стрит, могу восстанавливать дворцы из праха. Будь добр, открой окно.

И он выпорхнул наружу.

Вот так случилось, что на следующий день в газетах написали, что театр пострадал от пожара гораздо меньше, чем ожидалось. На самом-то деле наутро в театре не было обнаружено вообще никаких следов пожара — не зря же Феникс всю ночь трудился, как пчелка. Для администрации театра все происшедшее до сих пор остается неразрешимой загадкой, а добрая половина служащих, находившихся в тот памятный вечер на представлении, попросту считает, что все они кратковременно сошли с ума.

* * *

На следующий день мама зашла в детскую и долго изучала прожженные места в ковре.

— Мы его помазали керосином, вот он и загорелся, — простодушно объяснила Антея.

— Нужно немедленно избавиться от этого ковра, — сказала мама.

Что же до детей, то, уже в сотый раз принимаясь обсуждать события предыдущего вечера, они неизменно приговаривали:

— Нужно немедленно избавиться от этого Феникса!

<p>Глава XII. КОНЕЦ КОНЦА</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Псаммиад

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза