Феникс и ковер

Последние слова он прокричал уже с карниза, куда перепорхнул, спасаясь от кулака Сирила, который — по привычке, свойственной всем детям, когда их внезапно будят, — принялся отмахиваться им от надоедливой птицы. Феникс мало общался с детьми и не знал их привычек, а потому его чувствам был нанесен немалый урон. Хорошо еще, что крылья не пострадали.

— Прости, я не хотел, — сказал Сирил, постепенно приходя в себя. — Вернись, пожалуйста! О чем это ты там говорил? Кажется, что-то насчет завтрака?

Феникс соскользнул с гардины и осторожно примостился на железной спинке кровати.

— Ну и дела! Так ты и впрямь настоящий! — сказал Сирил. — Вот это здорово! А ковер?

— Не менее настоящий, чем обычно, — презрительно ответил Феникс. — Но, между нами говоря, ковер — это всего лишь ковер, а я — единственный и неповторимый Феникс.

— Да-да, конечно, — поспешно согласился Сирил, — именно это я и имел в виду. А ну-ка, Бобс, подымайся! Не забывай, засоня, что у нас теперь есть кое-что, ради чего можно встать пораньше. Кроме того, сегодня суббота.

— На протяжении всей этой долгой бессонной ночи, — сказал Феникс, — я предавался размышлениям и в конце концов пришел к выводу, что мое вчерашнее появление не произвело на вас подобающего впечатления. Две тысячи лет назад люди были гораздо более впечатлительны. Кстати, вы, случайно, не знали, что из моего яйца может кто-нибудь вылупиться?

— Конечно, нет! — сказал Сирил.

— Даже если бы мы и знали, — сказала Антея, которая, заслышав серебристые трели Феникса, появилась на пороге спальни в ночной рубашке, — то никогда и ни за что не смогли бы предположить, что из него вылупится такое великолепное создание, как ты.

Золотая птица улыбнулась. Вы никогда не видели, как улыбаются золотые птицы?

— Видишь ли, — продолжала Антея, кутаясь в Робертово покрывало, так как утро выдалось довольно холодное, — с нами и раньше случались всякие вещи. — И она рассказала Фениксу о песчанном эльфе Псаммиаде.

— Ага! — сказал Феникс. — Псаммиады встречались редко уже в мое время. Я припоминаю, что меня любили называть «псаммиадом пустыни». Меня, вообще, всегда очень любили — уж не знаю, за что.

— Так ты тоже исполняешь желания? — спросила Джейн, которая к тому времени успела проснуться и присоединиться к разговору.

— Слава Богу, нет, — презрительно произнес Феникс. — По крайней мере… Но чу! Я слышу чьи-то приближающиеся шаги и считаю за лучшее на время исчезнуть.

Что он тут же и сделал.

На эту субботу выпало день рождения кухарки, и мама позволила ей и Элизе отправиться на выставку в Хрустальный Дворец, где их с утра поджидали друзья. Как всегда бывало в таких случаях, Антее и Джейн пришлось помогать с уборкой, мытьем посуды и прочими домашними делами. Роберт и Сирил намеревались провести утро за разговором с Фениксом, но у того, как на грех, нашлось занятие поважнее.

— Я должен пару часиков соснуть, — сказал он. — Мне это просто необходимо. Мои бедные нервы нуждаются в небольшой передышке. Надеюсь, вы помните, что вот уже две тысячи лет, как я ни с кем не разговаривал. Я изрядно поотвык от этого занятия и боюсь, как бы со мной с непривычки чего не вышло. Мне очень часто говорили, чтобы я побольше заботился о себе.

С этими словами он забрался в коробку из-под фехтовального шлема (которую несколько дней тому назад, когда папе вдруг вздумалось принять участие в турнире, принесли из кладовой), засунул свою золотую голову под золотое крыло и заснул. Так что Роберту с Сирилом ничего не оставалось делать, как сдвинуть стол в сторону, усесться посреди ковра и пожелать перенестись в какое-нибудь экзотическое место. Но, не успели они еще решить, куда бы им хотелось отправиться, как Сирил вдруг сказал:

— Знаешь что? По-моему, если мы начнем одни, без девчонок, это будет нечестно.

— Но они же провозятся целое утро! — нетерпеливо воскликнул Роберт. Но затем в нем вдруг заговорила такая штука, которую взрослые называют «голосом совести». Так вот, этот самый голос совести сказал: — Если только мы им не поможем…

Сирилов «голос совести» почти одновременно сказал то же самое, а потому мальчики поднялись с ковра и отправились мыть посуду и подметать гостиную. Постепенно Роберт вошел во вкус и предложил помыть крыльцо — он постоянно напрашивался мыть крыльцо, но ему все не давали. Не дали и сейчас, объяснив, что было бы по меньшей мере глупо повторять работу, которую уже успела сделать с утра кухарка.

Когда все дела по дому были переделаны, девочки обрядили весело отбивавшегося младенца в синий разбойничий кафтан, нахлобучили ему на голову треуголку и принялись развлекать его, пока мама переодевалась и собиралась в дорогу. Каждую субботу мама с Ягненком ездили к бабушке, причем обычно она брала с собой еще кого-нибудь из детей. Однако сегодня у прислуги был выходной, и всем четверым было поручено сторожить дом. От сознания важности порученного дела у детей аж дух захватывало — особенно когда они вспоминали о том, что в доме, который они собирались сторожить, имеется Феникс и — о чудо! — волшебный ковер.