Феникс. Книга 2

Гильдеец коротко поведал о магии разума, разделив ее на два вида. Магов первого вида я бы назвал телепатами, способными напрямую работать с сознанием объекта, а вторые обладали уникальной способностью к прановой технике. Адепт этого направления мог на небольшом расстоянии, редко превышающем двадцать шагов, контролировать тело и отчасти разум противника. Помнится, в школе я любил биологию, но не совсем понял, как можно от управления телом перейти к управлению поведением человека, разве что подстегнуть выработку адреналина, заставить человека нервничать, но, видать, какие-то способы существовали, и скорее всего они были напрямую связаны с гормонами.

Коснулся анимагии – магии превращений, опять разделив ее на теургическую и шаманскую, а затем перечислил чуть ли не с десяток подвидов этих направлений. Самой часто встречающейся разновидностью оказались одержимые духами. В начале они мало чем отличались от обычных людей, но чем больше праны такой оборотень забирал у своих жертв, тем быстрее он добирался до полноценной трансформации, причем такой союз редко был симбиозом, как правило, дух был паразитом в теле носителя – отсюда и столько страшных легенд.

Отдельно Симон рассказал о гадании, но там был такой темный лес, что учитель сам периодически сбивался с мысли и был вынужден рассказывать какие-то абсолютно непричастные к магии вещи. К примеру, как правильно толковать комбинацию гадальных рун «тарисаз», «хагалаз» и «нюбо», если ты находишься под звездой Дико? Ответом на этот вопрос была целая легенда, но ее я пропустил мимо ушей. Я не собирался заниматься гаданием, в деле возвращения домой оно мне вряд ли поможет, зато отнимет массу сил. Уж больно специфическая деятельность, напрямую связанная с поверьями, историей, географией и сотней-другой божеств. Единственное, что я понял, – предсказание будущего реально возможно, пусть не особо точное, но работает же, хоть и бывают осечки.

Разновидностей магии оказалось на удивление много. Были такие маги, как чаропевцы, которые с помощью вербальной формы заклинания умудрялись одновременно взывать к богам, демонам, духам и стихиям, но у них все сильно зависело от уникальности таланта. Были сноходцы, способные гулять по чужим снам, как по улицам города. Были анимансы – колдуны, ходящие по граням мира, между жизнью и смертью, способные возвращать души умерших в мир живых. Такое многообразие гильдеец объяснял древностью Спирали Миров: за тысячелетия народы много раз меняли место жительства, неся знания в разные миры. Конечно, магическое знание во многих из них было не так развито и открыто, как здесь, так что, можно сказать, мне повезло. Хотя сомнительное везение. Я на всю жизнь запомнил лицо того ублюдка, который отправил меня сюда. Когда-нибудь я с ним обязательно сочтусь.

Когда Вардо уже хотел перейти к новой теме, я неожиданно понял, что он кое-что упустил. Быстро пролистав конспект, я даже смог сказать, что именно: он ни разу не упомянул о темных искусствах.

– А как же некромантия, демонология, магия крови и проклятий?

Лицо Симона чуть скривилось, он снова запустил руку в куцую бороду. Потом мельком глянул на закрытую дверь.

– А как ты думаешь, почему этими направлениями занимаются в основном древние рода?

Этот вопрос я сам себе не раз задавал, но вменяемого ответа так и не нашел. Неужели он ждет, что я прямо сейчас его найду? Гильдеец молчал, выдерживая мхатовскую паузу, а я все же задумался – действительно, почему? Сейчас, когда я хотя бы чуть-чуть стал понимать в основах, у меня появилось кое-кое подозрение.

– Это очень редкие таланты? – попытался угадать я.

– И да, и нет, – уклончиво ответил Симон. – Не то чтобы это какая-то особенная тайна, но говорить об этом не принято.

– Так в чем же тогда проблема?

Маг еще раз быстро взглянул на закрытые двери, убеждаясь, что никто не подслушивает, и спросил:

– Ты знаком с теорией естественного отбора?

От удивления я приподнял бровь – не думал, что здесь знают о ней. Хотя логично: каким бы странным ни был Соер-Киф, но он во многом похож на нашу Землю, и почти все происходящее я мог описать родным языком, а это значит, что даже если чудеса происходят, то они составляют лишь небольшой процент от реальности.