Феникс (ЛП)

Я открываю рот, но слов не хватает; не знаю, что сказать. Как же я могла позволить ему делать то, что он делал прошлой ночью, и все еще смущаться его.

Откашливаюсь, чтобы прочистить горло.

— Я могла видеть тебя из окна спальни. Просто подумала пойти и посмотреть, как ты. — Я нервно сглатываю и жестом показываю на окно, из которого его видела.

Его взгляд скользит к моему дому, а потом он говорит:

— Ах. — Его голос становится глубже. — Ты за мной наблюдала, Ева?

— Нет, — растерявшись, отвечаю я. — Я переставляла мебель.

Его губы изгибаются.

— А я думаю, что ты за мной подсматривала, милая. Тебе понравилось то, что ты увидела?

Я могу сказать, что он задумал, поэтому тянусь, чтобы шлепнуть его по руке

— Ты нарочно пытаешься меня смутить!

— Может быть, — усмехается он, хватая тельняшку с длинными рукавами с травы и надевая ее. Я одновременно и успокаиваюсь, и расстраиваюсь из-за того, что он прикрылся.

Я глубоко вдыхаю.

— Так, эм, как ты? — спрашиваю я, широко распахнутыми глазами осматривая его. Хочу поговорить о прошлой ночи, но смелости заговорить не хватает. Ну, то есть, не каждый день играешь на фортепиано своему новому соседу, и так уж случается, что, пока ты это делаешь, он тебя вылизывает. Или, может, я действительно так невинна, как думает обо мне Феникс.

— В порядке. Рад, что ты пришла, — отвечает он, а потом наклоняется, чтобы взять меня за руку. Феникс поглаживает большим пальцем кожу на внутренней стороне запястья, и на секунду я закрываю глаза. Открыв их, я понимаю, что он наклонился ко мне и пристально рассматривает глубоким взглядом. Феникс вбирает в себя даже самую малую мою реакцию на него

Смущенно опускаю глаза, потому что его взгляд пронзает меня, и впервые в жизни я теряю голос.

— Мне понравился прошлый вечер, — наконец говорю я. О нем я собираюсь говорить только так.

Его глаза становятся бесконечно темными.

— Как и мне, — выдыхает он, облизывая губы, увлажняя их. Из-за этого я сжимаю бедра; интересно, он специально?

Теперь от его взгляда не сбежать; я смущаюсь и быстро меняю тему.

— Надеюсь, Дебора на барбекю не слишком вывела тебя из себя.

Он качает головой.

— Она раздражает, признаю. Но у меня есть отличная способность блокировать до такой степени, что они просто становятся белым шумом на заднем фоне.

— Хотела бы я тоже так уметь.

— Хм-м-м-м, — мурлычет он, обнимая меня. — Прекрасно выглядишь. Иди сюда.

Я позволяю ему развернуть себя, и Феникс тянет меня сесть между своих ног и положить голову ему на грудь.

— Что ты делал? Ну, с палкой?

— Китайское боевое искусство, — объясняет он. — Годами меня обучали различным боевым техникам.

— Британец? — тихо спрашиваю я.

— Да, британец, — отвечает он, и его тон становится сдержанным, что показывает мне, что эту часть своей жизни он обсуждать не хочет.

Я выдыхаю

— Должно быть, это держит тебя в форме.

— Так и есть. А еще это сохраняет мой разум в покое и оттачивает самоконтроль.

— Самоконтроль?

Он кивает.

— Нужно много самоконтроля, чтобы кто-то вроде меня жил подобной жизнью. Держаться от людей настолько далеко, насколько могу. — Он замолкает и приближает губы к моей шее. — И пока не приехала ты, я неплохо справлялся. Соблюдал целибат восемь лет. Но ты, Ева, проверяешь мои границы на прочность. Я не могу держаться от тебя подальше. Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что я проигрываю… — С каждым его выдохом воздух ласкает мою кожу, и я дрожу.

«Проигрываешь?» — хотела переспросить я. Сейчас я не могу думать о значении того, что он сказал, отложу на потом. Позже у меня будет время обдумать это.

— Ты хранил целибат восемь лет? — восклицаю я. Когда я слегка поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, брови лезут на лоб.

Его губ касается призрак улыбки.

— Ты бы так не подумала, да? Особенно после прошлой ночи.

— Да, — тяжело выдыхаю я, вспыхнув из-за воспоминаний. — Не подумала бы.

— Когда я боролся, секс был моей наградой. Британец приводил ко мне девушек, когда я выигрывал бой. Что-то типа поклонниц. Оставив ту жизнь позади, я пытался завести отношения, но моя кровь слишком закипала, напоминая мне, среди прочего, о борьбе. Я не мог мыслить ясно, поэтому нужно было оставить позади все, что мой разум связывал с той жизнью. Поэтому я стал блюсти целибат.

Я впитываю его слова, зачарованная ими.

— Так вот почему ты избегаешь предложения Деборы?

Он усмехается.

— Целибат или нет, к Деборе я не прикоснусь никогда. Может, она и привлекательна, но душа ее уродлива.

— А что насчет твоих поклонниц? У них тоже уродливые души?

Он кивает.

— У некоторых - да. Поверь, я сталкивался с самыми уродливыми формами жизни. Но не все они были плохими. Большинство были просто потерянными. Но тогда мне было на это плевать. Я был другим; ничем не лучше животного. Вот что сделал из меня Британец.

Я наклоняюсь к его щеке и мягко его целую. Помню, Маргарет говорила мне, как его поместили в психиатрию после того, как он поправился. Должно быть, ему потребовалось так много сил, чтобы свернуть с пути драк, из-за которых он стал таким.

— Твоя душа прекрасна, Феникс, — шепчу я ему на ухо.